Литра - [8]

Почему да?

Потому что в произведениях древнерусской литературы часто присутствовал вымысел, авторская фантазия, потому что в письменные тексты по разным причинам проникали сказочные образы и сюжеты устного народного творчества — фольклора, потому что авторы стремились воздействовать не только на разум, но и на чувства слушателей и читателей, а сильнее всего воздействует красота. И древние писатели старались писать красиво, украшали свою речь яркими сравнениями, эмоциональными восклицаниями, строили тексты подобно зодчим, строившим храмы.

Почему нет?

Потому что древнерусская литература и не собиралась быть художественной. Главная ее цель — донесение Истины, она стремилась строго следовать фактам, поучать, а не развлекать, призывать к праведной жизни, а не рассказывать занимательные истории. Ведь древнерусская литература и по происхождению, и по содержанию была прежде всего религиозной. И если в текст проникали фантазия, вымысел, то не специально. Если в «Повести временных лет» рассказывается легенда о гибели Олега от своего коня, то проверить ее достоверность даже во времена создания летописи было уже невозможно. Но эта сомнительная история потребовалась летописцу, чтобы утвердить мысль о неотвратимости судьбы. Был ли апостол Андрей на берегах Днепра, как рассказывается в летописи? Вряд ли. Но летописец пересказывает эту легенду, чтобы доказать равенство Киевской Руси с другими христианскими государствами.

Много сказочных мотивов и отступлений от исторической точности и в «Слове о полку Игореве». Но это оправдано: автор создает не историческое, а ораторское, лирическое, эмоциональное по сути произведение, призывающее к единству Русской земли, и жертвует для этой цели достоверностью. Образы, которые автор черпает из фольклорных источников, необходимы ему для большей убедительности, для создания эмоционального эффекта.

Жития, доказывающие святость героя, почти всегда описывали чудеса, им совершенные. Здесь действительность от легенды порой отличить невозможно. Это вопрос веры. А авторы житий свято верили в эти чудеса.

Древнерусские книжники не считали себя писателями, авторами в современном значении этих слов. Скорее они ощущали себя скромными переписчиками, ретрансляторами, передатчиками и распространителями уже существующей Истины. Они осознавали слабость своих человеческих сил перед величием этой Божественной истины и часто начинали свои произведения с самоуничижения, с признания своей «худости», с извинений перед читателем, что, будучи обычными людьми, берутся говорить о вечном и высоком. И все же они пытались выразить и донести Истину доступными им средствами. А средства эти в лучших произведениях древней русской словесности были высокохудожественными.

Не срослось: литература XVII века

Древнерусская литература была литературой средневековья. Существовала она с XI по XVI век.

А вот литературу XVII века часто называют литературой переходного периода. XVII век был действительно переходным. Это был переход от Средневековья к Новому времени, то есть к такому обществу, которое в общих чертах сохраняется до сих пор. Если начался этот переходный век с трагических событий Смутного времени, с кризиса русского Средневековья и его преодоления, то в конце века Россия уже ставит перед собой задачу стать одним из ведущих государств Европы и Азии.

Переходной была и литература. По-прежнему она живо откликается на важнейшие события своего времени. В начале XVII века Русь охватила смута. Русские писатели не только описывали происходящее, но и пытались понять причины наступивших бедствий, взывали к совести русских людей, справедливо считали, что смута царит не столько в государстве, сколько в головах. Об этом пишет Авраамий Палицын в историческом сочинении о смутном времени «Сказания, или истории в память предыдущим родам». Он рассказывает о загадочной смерти в Угличе царевича Димитрия, о последовавшей смене царей, о самозванцах, о развернувшейся гражданской войне, поддержанной поляками. Самый яркий эпизод книги — описание осады мятежниками Троице-Сергиева монастыря и героической его защиты. Автор старается дать самое полное, документальное представление о Смутном времени.

Совсем другой характер носит «Повесть о преставлении и погребении князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского». Это очень эмоциональное произведение, рассказывающее о внезапной и странной смерти совсем молодого, но талантливого и уже прославившегося своими победами полководца. На него с надеждой смотрели русские люди, ждали, что он избавит родину от мятежников и интервентов. Автор выдвигает свою версию гибели князя: он был отравлен на пиру женой князя Дмитрия Шуйского Марьей. Для автора важно, что Марья — дочь Малюты Скуратова, опричника Ивана Грозного, известного своей жестокостью. Намек ясен: вот откуда идут корни той злобы, предательства, которые охватили сегодня Русскую землю.

По-прежнему основная часть литературы была религиозной. Но в середине XVII века происходит церковный раскол, вызванный реформами патриарха Никона. Возникает особое ответвление религиозной литературы, составленное из произведений раскольников-старообрядцев, то есть священников, не принявших реформ. (Старообрядцев легко узнать по манере делать крестное знамение — не тремя, а двумя перстами). Наиболее заметной фигурой раскольнического движения и старообрядческой литературы был протопоп Аввакум. Самое значительное его произведение — «Житие протопопа Аввакума, им самим написанное». Это автобиография, в которой Аввакум рисует себя как человека несгибаемой веры. Его жизнь — это цепь страданий и лишений, это непрерывная борьба с людскими грехами и отступлениями от истинного, дореформенного благочестия. Ни подкуп, ни преследования, ни пытки не способны его смирить и примирить с религиозными противниками. Аввакум — замечательный писатель, который смело ввел в литературу разговорную, часто грубоватую речь, наполнил повествование яркими бытовыми зарисовками, трогательными подробностями. Таков его рассказ о черной курочке, которое в голодное время давала каждый день по два яичка и этим спасла детей протопопа от смерти, когда он с семьей был отправлен в ссылку. Одним штрихом он рисует характер верной, любящей жены. Обессилевшая от пешего пути по льду, голода и страха (дело происходит в сибирской ссылке), потерявшая надежду, она спрашивает протопопа: «Долго ли нам еще мучиться?» И я говорю: «Марковна, до самой смерти!» Она же, вздохнув, ответила: «Добро, Петрович, дальше побредем».