Литконкурс Тенета-98 - [50]

— Где Зубик? — спросил Доб. — Жрать есть чего нибудь? Ты что, так и сидел тут целый день?

— В холодильнике пирожки с чем-то. Я выходил днем, взял пирожки. Зубик их поел, обозлился и сказал, что ему надо это дело запить. Скоро придет.

Доб прошел на кухню, достал из холодильника бумажный промасленный пакет с бурыми пирожками и вернулся на место.

— Дрянь пирожки — сообщил он через несколько минут, на что Рыжий только пожал плечами.

Тем не менее, он доел их все и вытер руки не запачканными участками пакета.

— Рассказывай — спокойно сказал Рыжий.

— А Зубик?

— Зубик — это руки. Рукам не рассказывают, им говорят что делать.

— Как скажешь. Короче, они перевезли почти все, кроме сейфа. Сегодня ушло пять грузовиков со всякой рухлядью и, я думаю, это все, что там было. Сейф вывозить не будут, он вмурован в стену хранилища. Они посадили там охранника на все время ремонта, тот же парень, что был вчера, так что он будет и завтра.

— Ты уверен, что они не вывезли бабки?

— Ремонт будет идти пару дней, не больше. Инкассаторская машина не подъезжала. Все там, по замочком.

— Рабочие…

— Уходят в семь, полвосьмого. Один из служащих присутствует все это время, потом встречает охранника, передает ему ключи от входа и сваливает. Охранник сидит до семи утра, пока не приходит тот же служащий. Не спит, комната рядом со входом, окна зарешечены по серьезному.

— Его проверяют? — все это время Рыжий ласково жмурился в пространство и только прищуренные, холодные глаза выдавали напряженное размышление.

— Да, в двенадцать, три и пять. Стучат в окошко, он выглядывает.

— Ты уверен, что он не спит?

— Уверен, он поет через каждые полчаса.

— Поет? — изумился Рыжий. — Он что, шизик?

— Хрен его знает. Поет под магнитофон, у него там музыка, такая… серьезная, ну ты понимаешь, со скрипками. Может учится где. Сначала послушает, покашляет, а потом запевает. Мне было так слышно, что хоть подпевай…

— Певун — улыбнулся Рыжий.

— Певун…Короче, он сидит у себя, главная дверь — железо, замок внутренний, наружу — одни заклепки. Ни фига не зацепиться. Чуть дверь тронешь, она уже гремит, по всем углам магнитные датчики. Сзади была дверь, но они еще в начале ремонты весь проем заложили камнями, я ходил, царапался, ни хрена, крепко…

— Придурок — голос Рыжего утончился до презрительного фальцета.

— " ходил, царапался…". Смотри, доцарапаешься.

— Обижаешь, я же не слепой.

…Послышался медленные скрип шагов на лестнице, они напряглись оба (даже сейчас Рыжий выглядел, как детский мячик, но мячик, готовый подпрыгнуть, взвиться, со звоном и грохотом выскочить в разбитое окно) и расслабились, только услышав знакомое покашливание и скрежет ключа в замке.

Зашел Зубик, сутулый еще больше обычного, быстро скользнул взглядом по сидящим и тут же спрятал глаза, опустил голову, и принялся тщательно стирать невидимое пятнышко со штанины. Вся фигура его излучала неуверенность и страх. Доб разглядывал его почти с отвращением — Зубик был известен свой трусостью и слабостью. Но еще громче была слава о его технических талантах, необыкновенном, запредельном чутье и знанием всех тонкостей, всех последних достижений той области человеческого гения, которая работает над системами запирания и защиты. Зубик был жалким гением и обладал способностью находить самую короткую дорогу к ненависти работающих с ним людей.

— Надрался, скотина — процедил Доб.

Рыжий спрыгнул со стола. Подошел к Зубику, который, даже ссутулившись, был выше его на пол головы и спросил бесцветным голосом:

— Сколько я разрешил?

Зубик вздрогнул.

— Сколько? …

— Двести — пробормотал Зубик.

— Верно — Рыжий взял Зубика за отворот старого свитера и посмотрел ему в глаза. — Двести. — Потом, неожиданно, согнул короткую ногу и толстым, крепко обтянутым коленом резко ударил вперед и вверх.

Вытаращив глаза, Зубик, с недоуменным воплем согнулся и повалился набок, причудливо сложив свое тощее тело; побелевшие кисти рук, которые он зажал между колен, высунулись наружу, растопыренные в судороге боли пальцы образовали две дрожащие звезды. Рыжий посмотрел на человек у своих ног, потом отошел к столу и забрался на прежнее место. Доб смотрел на него с обожанием.

— Сейчас все спать — коротко произнес Рыжий. — С завтрашнего дня морды на улицу не высовывать, двери не открывать, к окнам не подходить. К вечеру все должно быть готово. Ночью, или на следующий день — утром, уезжаем… Вопросы?

— Дверь, охрана, железо — Доб говорил тихо, даже с каким-то почтительным наклоном головы.

Рыжий улыбнулся. И озорные ямочки выступили на щеках, громогласно утверждая, что все ерунда и временные затруднения.

— Завтра я думаю — сказал он. — Еще не бывало такого, чтобы за целый день я чего-нибудь, да не придумал.

****

— Ну и что мне тебя, выпороть? — растерянно произнес Пит, стоя перед Даной, маленький клочок бумаги, письмо из школы, трепетало в его отставленной руке и, глядя на него, Дане то хотелось расплакаться, то залиться смехом. — Хорошенькое начало…Так же нельзя, дочь моя, тебя же не разбойники воспитывали…Ну, чего молчишь?

— Не разбойники — пролепетала Дана.

Анн фыркнула…В непроницаемой, глухой стене взрослого и серьезного разговора появилась трещина и, почувствовав это, Дана бросилась к матери, обхватила ее колени и уставилась снизу вверх невинным взглядом ангела.