Литконкурс Тенета-98 - [21]

Саша долго бродил по траве мимо старых кленов и молоденьких игривых березок. Сотни образов теснились в его голове, сотни чувств переполняли сердце, сотни мыслей просились с языка. Он вдруг почувствовал то сладостно-упоительное состояние, когда хочется петь от обилия ощущений — то состояние, которое обычно называют вдохновением… Слова вдруг сами собой начали складываться в стихи. Саша нашел знакомую беседку, сел там и вынул из-за пазухи заветную тетрадку, которую с некоторых пор всегда носил с собой. Неловко подвернув под себя ногу, он начал что-то в ней быстро писать. Лицо его то прояснялось, то вдруг хмурилось, когда он чувствовал, что написал не очень хорошо. По какой-то странной, одному ему понятной ассоциации — наверное, по контрасту с окружающим теплом и зеленью, — он писал о зиме. Перед его мысленным взором вставали бескрайние заснеженные дали, по земле мела поземка, а небо затягивало темной серой мглой. Приближалась буря…

Саша даже не заметил, как пролетело несколько часов. Из задумчивости его вывела карета их соседа князя Юсупова — как всегда, звенящая, разноцветно-блестящая и неправдоподобная, словно лубочная картинка, она подлетела к крыльцу и извергла из своих недр не менее неправдоподобного хозяина. Саша посмотрел на солнце, уже перевалившее зенит и вдруг почувствовал, что голоден. Времени было уже много — наверняка он пропустил завтрак. Ох, и влетит же ему! Он поспешно сунул тетрадку за пазуху и припустил бегом к дому.

Когда он спрыгнул из окна в комнату, в дверь кто-то стучал.

— Саша, иди обедать! Ну сколько же можно дуться? Завтракать не стал — и обедать тоже не будешь? Открывай сейчас же!

Саша откинул крючок — за дверью стояла няня и укоризненно смотрела на него.

— Ну, что случилось? Мы чем-то тебя обидели?

— Да нет, бабуль, все в порядке, — он неуклюже чмокнул ее в щеку и побежал в столовую.

Мать с отцом и маленьким Левой уже сидели за столом. Отец мрачно посмотрел на него и проворчал:

— Явилось, красно солнышко! Чем же это мы Вам так не угодили, молодой человек, что Вы с нами даже разговаривать не пожелали?

— Я… извините… — пробормотал Саша, потупившись и внезапно покраснев до ушей.

— Что? Не слышу? Я Вас спрашиваю, Александр Сергеевич, чем это Вы занимались целое утро? — официальный тон не предвещал ничего хорошего. Нужно было как-то оправдываться.

— Я… это… я… стихи писал… — пролепетал Саша, покраснев еще гуще.

— Что? Опять стихи? Тоже мне, поэт выискался! — фыркнул отец, но тут же смягчился. — Ладно уж, садись обедать.

Стихи были слабостью Сергея Львовича — это Саша заметил уже давно. У них дома иногда бывал брат Сергея Василий Львович, который часто читал свои стихи. Сергей недолюбливал брата и все время иронизировал над его стихами — но Саша видел, что они ему нравятся. А когда Саша сам начал писать стихи — отец был просто в восторге. Каждый раз, когда мальчик читал родным свои творения, отношения с отцом резко улучшались — даже сквозь напускное равнодушие было видно, что Сергей Львович очень доволен сыном. Вот и сейчас — Саша сразу понял, что отцу очень хочется услышать его новые стихи, и он лишь порядка ради притворяется сердитым.

Так и оказалось — едва Саша прикончил последнее блюдо, как отец насмешливо поглядел на него и сказал:

— Ну что ж, пиит, давай, порадуй нас своими новыми шедеврами!

Саша утер губы салфеткой, вышел на середину комнаты и принял "позу поэта" — отставил в сторону одну ногу и вытянул вперед руку — именно в такой позе его дядя Василий Львович обычно читал свои стихи. Все невольно улыбнулись и приготовились слушать — даже маленький Лева притих. Саша прокашлялся, устремил взгляд куда-то вдаль и заунывным голосом — в тон стихам — начал декламировать:

— Буря мглою небо кроет,

Вихри снежные крутя,

То как зверь она завоет,

То запла… чет… как…

— он вдруг споткнулся, замолчал и ошеломленно уставился на слушателей. И было отчего — он часто читал им свои стихи, но такой реакции не видел еще ни разу: челюсти у всех отвисли, брови вылезли на лоб, в глазах застыло выражение неподдельного изумления и почти животного ужаса. Только Лева смотрел спокойно и немного скучающе — как всегда. Немая сцена продолжалась несколько секунд.

Первым пришел в себя Сергей Львович:

— Ну, что же ты замолчал? — внезапно осипшим голосом пробормотал он. — Продолжай, пожалуйста… — и улыбнулся натянутой, вымученной улыбкой.

— То по кровле обветшалой… вдруг соломой… зашумит… — ничего не понимая, бормотал Саша. Слова вдруг вылетели у него из головы, он не мог больше вспомнить ни строчки. Он немного постоял, шевеля губами и пытаясь еще что-то сказать, потом вдруг разревелся в голос и убежал к себе в комнату. У него началась истерика.

Его долго успокаивали, недоуменно пожимая плечами и делая вид, что не понимают причин его волнения.

— Читал, читал, и вдруг на тебе! разревелся ни с того ни с сего… бормотала няня, утирая ему слезы и нервно поглаживая по голове, — но в глаза почему-то не смотрела, и руки у нее заметно дрожали.

Когда мальчик немного успокоился, его вытащили в гостиную, поставили посредине комнаты и заставили прочитать стихотворение еще раз — полностью. Он, вначале сбиваясь, но постепенно все более и более приходя в себя, прочитал. На этот раз реакция у всех была совершенно нормальной — стихотворение понравилось, все его хвалили и даже заставили продекламировать еще несколько раз. Причем восхищались все вполне искренне — Саша видел это — но даже эта искренность отдавала фальшью после того, что произошло за обедом.