Lithium - [13]

Влад сморщился, присел, прислонился к стене.

– Короче, завтра счетчик начинает тикать. Если не вернешь бабло или герыч, то десять процентов в день. И десять палок твоей девке. – Он хмыкнул, сплюнул на плитки грязно-кофейного цвета, стал спускаться по лестнице.

Влад вернулся в комнату.

– Мне надо валить из города. А тебе съехать из этой комнаты и не появляться в клубе какое-то время, пока все не уляжется.

Оля посмотрела на Влада.

– Ты думаешь, что ты вот так вот можешь уехать, и я не поеду с тобой?

22

Оля

Сидячий вагон был почти полон. Время от времени в темноте за окном мелькали огни.

– Пошли покурим, – сказал Влад.

Он подхватил свою гитару в чехле и рюкзак с несколькими книгами и «примочкой».

– Ты все оставляешь? – спросил Влад и кивнул на мой рюкзак.

– Там ничего ценного.

В нем действительно не было ничего ценного: деньги и паспорт лежали в кармане джинсовки.

Мы прошли между рядами сидений. Два мужика с бутылками пива глянули на меня, снова повернулись друг к другу.

– Метизы – тема, конечно, неплохая, – сказал один. – Но надо найти стабильного поставщика…

В тамбуре было наблевано. Мы перешли в тамбур соседнего вагона.

Там стояли два парня и девушка. Она сделала глоток из бутылки портвейна, передала ее парню.

– Ты кому-нибудь сказала, куда мы едем? – спросил Влад.

Я помотала головой.

– Я – только Андрюхе. И то только потому, что нужны были контакты сквота. В любом случае, от него это ни к кому не попадет.

Я повернулась к окну, прижалась лбом к стеклу. В темноте промелькнули огни какого-то поселка, потом – индустриальные здания, освещенные оранжевым светом прожекторов.

Я в первый раз в жизни уезжала вот так, бросив все: с рюкзаком шмоток, несколькими книгами и кассетами. Я спросила себя, что я чувствую, и поняла, что не чувствую ничего.

Все, что случилось за последние сутки, случилось настолько резко, что, кроме опустошенности, я не ощущала ничего.

23

Оля и Влад сидели на бетонном парапете у спуска в метро перед Ленинградским вокзалом. По заплеванному и засыпанному бычками асфальту перекатывалась жестянка от пива.

Неподалеку кучковались компании бомжей и детей-попрошаек.

К Оле и Владу подошел стриженный налысо невысокий мужчина в серой кофте на пуговицах, доходившей ему почти до колена, и грязных синих джинсах.

– Здравствуйте, ребята! Я приветствую вас в столице нашей родины, городе-герое Москве. Не поможете, чем сможете? Я два дня, как освободился, надо уехать домой в Ярославскую область, а денег нет…

Оля отвернулась. Влад, покопавшись в кармане, дал бомжу несколько монеток. Бомж отошел.

Влад посмотрел бомжу вслед, повернулся к Оле.

– Я не прав. Надо было сразу сказать Саше – не связывайся с этим, это не твое, у тебя ничего не получится.

– Он взрослый человек…

– А что, если эти они его убьют?

– Ты что, забыл, как он подставил нас? Причем абсолютно гнусно, по-свински. После этого мне его совершенно не жалко. Заварил кашу – пусть расхлебывает. Нам из-за него пришлось срываться, уезжать из Питера…

Бомж завершил свой круг по привокзальной площади, подошел к толпе таких же, как он. Он покопался в кармане, выгреб собранные деньги, передал лысому деду, что-то сказал. Дед глянул на Олю и Влада, отвернулся.

Недалеко от компании бомжей стояли два мента, пили из бутылок пиво.

– Что ни делается, все к лучшему, – сказал Влад. – Тем более, ты сама говорила, что хочешь что-нибудь изменить…

– Не знаю. Может быть. – Оля посмотрела на часы. – Наверно, уже можно идти звонить этому твоему челу.

24

Оля

Вадим встретил нас у метро – среднего роста, стриженный налысо, в потертых джинсах и черной кофте с капюшоном поверх майки Crass.

– Как Андрюха поживает? Все тусуется со всякими баркашовцами[6]?

– Уже не с баркашовцами, а с лимоновцами.

– Не вижу особой разницы. А вообще, меня его политические мутации давно уже не удивляют. Я с ним познакомился году в девяностом, когда в первый раз наведался в Питер. Мы оба тогда были по панку, по анархии. На этой почве и затусовали. А потом двинулись в разных направлениях. Он – к коммунизму и национализму, а я – к экологическому анархизму.

Я спросила:

– Что это такое?

– Экологический анархизм? Прежде всего – защита природы от государства и капитализма. Когда одна фирма пыталась начать стройку в заповеднике, мы подожгли их бульдозеры. Причем сделали это так, чтобы вызвать максимальный общественный резонанс. Пригласили прессу, особо не раскрывая, что конкретно мы будем делать. Но пообещали обеспечить картинку телекамерам. И обеспечили. А потом благополучно исчезли с места действия до появления ментов.

– А политически вы, получается, анархисты? – спросил Влад.

– Очень приблизительно. Политика нам не очень интересна. Идеи анархизма нам близки, но скорей на уровне низовой самоорганизации, а не государства и так далее. А вообще, у нас достаточно серьезное движение, только в Москве несколько десятков человек. Но действуем мы не только в Москве и окрестностях, а по всей России. Некоторые нас не понимают и вообще ненавидят. Считают, что мы – бомжи и наркоманы. Но это совершенно не так. Среди нас есть люди, которые не только к наркотикам близко не подходят, но даже и не пьют, и мясо не едят.