Литературный архипелаг - [86]

. И что бы Ольга Дмитриевна ни говорила на наших собраниях или в более тесном кругу друзей, Борис Николаевич метал искры, хоть и не очень жгучие: «Это все теософия, а она — теософка, а значит — враг!» Когда мы уже достаточно подружились с Ольгой Дмитриевной, я ее спросил: «Вы действительно враждуете с антропософией по сей день?» — «Слушайте, так это же смешно. Я ни с кем не враждую, я ищу истину. Я разочаровалась в истине, которую получила из уст Александра Трояновского». Трояновский был в то время главой русских теософов, издававший свой журнал в Петербурге. Я был знаком с его семьей. Очевидно, Трояновский привлек Ольгу Дмитриевну к теософии. «С тех пор я интересовалась не только теософией, но и антропософией, — говорила она, — будучи в Базеле, я поехала в Дорнах на лекцию доктора Штейнера. И что же я вижу? Стоит этот самый доктор Штейнер, а против него у противоположной стены — бюст из мрамора. Я обернулась. И что же? Это бюст самого Рудольфа Штейнера! Подумайте! Человек стоит и говорит о себе самом, о своем учении, развивает его, глядя на свое собственное изображение в мраморе. Это же значит все вверх дном поставить! Ведь ни один русский человек не сможет с этим примириться». — «А вы говорили об этом с Борисом Николаевичем?» — «Что вы! Он же мужчина. Он и слушать об этом не захочет, у него предвзятое мнение». Конечно, Борис Николаевич не мог бы с этим согласиться.

Итак, Ольга Дмитриевна решила писать исторический роман. Может быть, ей удалось бы даже ввести в него религиозные темы; она всегда искала смысл жизни в религии. Ольга Дмитриевна решила сделать одним из главных героев романа художника Иванова, который больше двадцати лет работал в Риме над своей знаменитой картиной «Явление Христа народу». Александра Иванова его картина ни в какой стадии не удовлетворяла, но все-таки в конце концов была закончена. Другим героем должен был стать Николай Васильевич Гоголь, долгие годы живший в Риме и кончивший религиозной одержимостью. Ольга Дмитриевна, считавшая «Выбранные места из переписки с друзьями» книгой неискренней, видела в Гоголе человека, разочаровавшегося не в русском быте, не в русских людях, а понявшего, что нельзя быть просто религиозным в этом мире, необходимо быть либо пророком и одержимым, либо не жить совсем. Гоголь и кончил религиозным помешательством. В отличие от Гоголя, Александр Иванов, несмотря на тяжелую задачу создать совершенство в живописи на религиозную тему, оставался до конца просветленным. Гоголь и Иванов были современниками. Ольга Дмитриевна утверждала, что не нужно быть мудрецом, чтобы понять, что и в наше время наши современники также разделяются на две категории людей, одержимых и просветленных. Мысль ее была направлена против людей, одержимых «партийными» идеями. Этот роман, при поддержке Горького, все-таки нашел своего издателя. Помнится, это был Ленгиз[633]. Роман появился. Одновременно Ольга Форш стала писать другой исторический роман о декабристах, который она назвала «Одеты камнем»[634]. Эти два романа дали ей возможность выполнить назначение матери, улучшить быт своих детей, а кроме того, вывести ее самое на литературную дорогу, дать ей необходимые условия заниматься своим делом со спокойной совестью.

Я знаю, что при поддержке Горького и Иванова-Разумника в Петербурге и отчасти Гершензона в Москве Ольге Дмитриевне, как это ни странно, в 1927 году дали заграничный паспорт на целый год[635]. Первой ее остановкой был Берлин, где мы и повидались с ней. Побеседовали об общих наших друзьях. Она очень нуждалась в отдыхе и собиралась к Горькому на Капри[636]. Горький пригласил ее пожить с ними там. Ольга Дмитриевна к этому времени уже имела очень определенный взгляд на историю человечества, которая, по ее мнению, шла под знаком патриархата. Еще с юношеских лет она верила, что человечество стоит на гибельном пути из-за того, что в мире господствуют патриархи. Необходимо создать такое общество, где всесильной царицей будет — Мать. Это убеждение ее не было вычитано из книг, оно пришло к ней в очень ранние годы, как бы по наитию. Только мать содержит в себе настоящее, вполне бескорыстное, любовное отношение к своему ребенку. У мужчин этого нет, поэтому они должны искать априори суррогаты, включающие в себя успех в обществе, тщеславие, самолюбование, все те пороки, от которых женщина может быть свободна, но не может быть свободен ни один мужчина[637]. «Поэтому смешно то, что наш милый Разумник Васильевич, хороший человек, так преклоняется перед Андреем Белым! Разумнику лестно преклоняться перед Белым, которого он придумал называть вторым Толстым! Он ищет опору вне себя для своего собственного, крепкого самосознания и поэтому не желает говорить всей правды», — говорила Ольга Дмитриевна. Я спросил, не есть ли матриархат ее причина того, что она держалась и держится как бы в стороне, на отлете, и никого не признает? Не могу рассказать всего, что я услышал тогда от нее. Ольга Дмитриевна дала мне понять, что при стремлении к правде в этом царстве гнета, даже в своей собственной близкой среде, остается столько неискренности и столько лжи! Она приводила многочисленные этому примеры.