Литературный архипелаг - [85]
Отец Ольги Дмитриевны — русский генерал, из известного семейства Комаровых, мать — армянского происхождения[624]. Может быть, это обстоятельство делало Ольгу Дмитриевну необыкновенно гармоничным созданием, совершенно необычайно сочетавшим древневосточную мудрость с необыкновенной русской простотой. Фамилия ее была немецкой — Ольга Дмитриевна была вдовой прибалтийского немца, очевидно, очень хорошего человека, которого она редко упоминала[625]. Мне она казалась очень пожилой, хотя ей не было еще пятидесяти. Ольга Дмитриевна была на редкость хорошей матерью. У нее было двое детей, сын Дима и дочь Тамара[626]. В один из очень мрачных месяцев 20-го года, чтобы как-то обеспечить детей и себя теплом и самой скудной пищей, Ольга Дмитриевна переселилась из Царского в Петербург в Дом искусства на Мойке[627]. Она старалась найти какой-нибудь заработок и с этой целью послала в Москву к Михаилу Осиповичу Гершензону своего сына Диму с просьбой оказать ей содействие по издательским делам[628]. Посмотрев на Диму, которому в то время было 15–16 лет, Михаил Осипович сказал: «Передайте маме, что я заметил ее трудное материальное положение. Я постараюсь для нее кое-что сделать. А как задаток возьмите, пожалуйста, из шкафа пару мало ношенных брюк. Я вижу, на ваших такие заплаты, что уж дальше ехать некуда. Мама, вероятно, смотрит и огорчается, а?» Дима вернулся домой с приветом, письмом, советами и в почти новых брюках. Одним из советов Гершензона было обратиться к Горькому. Советовал ли он ей самой обратиться к нему или сам хотел писать о ней Горькому, не знаю. Но самый факт отзывчивости Гершензона и то, что Дима приехал в брюках без заплат, так тронул ее, что она сказала о Михаиле Осиповиче: «Вот видите, я вам говорю, что есть мужчины, у которых почти женские сердца. Таков Гершензон».
Она критически относилась ко всем и ко всему и для иллюстрации брала общих знакомых. Ольгу Дмитриевну недолюбливали за это. Говорили, что у нее не зоркий или острый глаз, а острый язык. Она не может иначе, как с иронией, сарказмом, насмешкой или даже ехидно говорить о людях. Ольга Дмитриевна знала, что ее недолюбливают, но объясняла это тем, что мужчины не любят ее за то, что она женщина. Нужно сказать, что Ольга Дмитриевна выглядела в то время ужасно: изголодавшаяся, поседевшая, чуть ниже среднего роста, она настолько высохла, что руки ее напоминали руки скелета. Но в ее восточных глазах всегда был огонь, острый, блестящий взгляд, который, как стрела, устремлялся на людей. А это многим было неприятно. Как я сказал, ей было уже под пятьдесят, но она надеялась, что твердо укрепится в литературе и будет достаточно зарабатывать, чтобы исполнить долг матери. Ольга Дмитриевна писала тогда роман[629]. Но, поскольку она была в оппозиции и общалась с членами Вольной философской ассоциации, ей казалось, что напечатать его будет трудно, тем более что она не скрывала своего критического отношения к современности. Поэтому Ольга Дмитриевна взялась писать исторический роман. Интересно, что между нею и Андреем Белым существовала какая-то неприязнь[630]. Некоторое время Ольга Дмитриевна была членом Теософского общества в России[631], а всем было известно, что между теософами и антропософами существовала непримиримая вражда — все мосты были сожжены. Предполагалось даже, что теософы подсылают своих тайных сотрудников к антропософам, чтобы изнутри подорвать их деятельность, также как в свое время Римская курия подозревала иезуитов в том, что они создали свой орден, чтобы подорвать церковь
