Литературные майораты - [5]

Всѣ писатели, защищающіе литературную собственность, сходятся между собою въ томъ, что уподобляютъ художественныя и литературныя произведенія — земледѣльческимъ и промышленнымъ. Такова исходная точка всѣхъ ихъ разсужденій; эту же точку приму и я за исходную. Прежде всего слѣдуетъ только оговориться, что подобное уподобленіе нисколько не унижаетъ достоинства литературы, наукъ и искусствъ.

Дѣйствительно, какъ ни существенно различіе между областью прекраснаго, справедливаго, святаго, истиннаго и областью полезнаго, какъ ни рѣзка черта, раздѣляющая эти области во всѣхъ другихъ отношеніяхъ, но если принять въ соображеніе только то, что для всякаго сочиненія автору нужно употребить физическую силу, время, деньги, припасы, словомъ, если смотрѣть на этотъ предметъ единственно съ точки зрѣнія политической экономіи, то, на языкѣ науки народнаго богатства, писатель ничто иное какъ производитель; сочиненіе же его ничто иное какъ продуктъ, который если будетъ пущенъ въ обращеніе, то порождаетъ право на вознагражденіе, жалованье или заработную плату, — я не стану въ настоящую минуту спорить о выраженіи.

Но прежде всего, — что понимается въ политической экономіи подъ словомъ производить?

Лучшіе представители науки сообщаютъ намъ, и защитники литературной собственности не оспариваютъ такого мнѣнія, что человѣкъ не можетъ сотворить ни одного атома матеріи; что онъ способенъ только овладѣть силами природы, направлять ихъ, видоизмѣнять ихъ дѣйствія, соединять и разъединять различныя тѣла, измѣнять ихъ формы и посредствомъ подобнаго управленія силами природы, подобнаго видоизмѣненія тѣлъ, подобнаго раздѣленія элементовъ придавать внѣшнему міру болѣе полезный, плодотворный, благодѣтельный, блестящій и выгодный для самого человѣка видъ. Въ этомъ смыслѣ вся человѣческая производительность состоитъ: 1) въ выраженіи идей, 2) въ видоизмѣненіи матеріи.

Такимъ образомъ всякій ремесленникъ есть ничто иное, какъ производитель движеній и формъ: первыя онъ почерпаетъ изъ своей жизненной силы, съ помощью мускуловъ и нервъ; вторыя являются вслѣдствіе возбужденія его мозга. Единственная разница между нимъ и писателемъ та, что ремесленникъ, непосредственно дѣйствуя на матерію, изображаетъ, и, такъ сказать, воплощаетъ въ ней свою идею, между тѣмъ, какъ философъ, ораторъ, поэтъ, если можно такъ выразиться, не производятъ ничего внѣ собственнаго своего существа и произведеніе ихъ, устное или письменное, ограничивается словомъ. Я съ своей стороны давно уже сдѣлалъ это замѣчаніе и гг. Фредерикъ Пасси и Викторъ Модестъ, раздѣляющіе въ этомъ отношеніи мои взгляды, могли бы сослаться на мои слова, еслибы я принадлежалъ къ числу такихъ писателей, которыхъ прилично цитировать и еслибы напротивъ того не было выгоднѣе третировать меня, какъ софиста. Но знаютъ ли они къ чему приведетъ ихъ это уподобленіе, принимаемое, кажется, всѣми современными экономистами? Они и не подозрѣваютъ этого.

Итакъ мы пришли къ соглашенію: писатель, человѣкъ одаренный геніемъ, — такой же производитель, какъ и мелочной лавочникъ или булочникъ; сочиненіе его ничто иное, какъ продуктъ — частичка народнаго богатства. Было время, когда экономисты различали произведенія матеріальныя и нематеріальныя, подобно тому, какъ Декартъ различалъ духъ и матерію. Это дѣленіе оказалось излишнимъ: во первыхъ потому, что произвести матерію невозможно и вся наша дѣятельность ограничивается произведеніемъ идей и видоизмѣненіями природы; во вторыхъ потому, что въ строгомъ смыслѣ слова мы не можемъ произвести даже и идей — точно такъ, какъ не можемъ произвести матеріальныхъ тѣлъ.

Человѣкъ не творитъ своихъ идей, но получаетъ ихъ; онъ не образуетъ истины, но открываетъ ее; онъ не изобрѣтаетъ ни красоты, ни справедливости, — онѣ сами открываются ему при наблюденіи явленій и взаимнодѣйствія предметовъ. Для насъ не доступенъ ни умственный, ни чувственный фондъ природы: причина и сущность вещей не нашихъ рукъ дѣло; даже идеалъ, о которомъ мы мечтаемъ, къ которому стремимся и изъ-за котораго дѣлаемъ столько глупостей — созданъ не нами. Наблюдать и увидѣть, искать и открыть, овладѣть матеріею и видоизмѣнить ее сообразно тому, что мы видѣли и открыли, — вотъ что политическая экономія понимаетъ подъ словомъ производить. Чѣмъ болѣе углубляемся мы въ этотъ вопросъ, тѣмъ болѣе убѣждаемся въ дѣйствительности сходства между литературными и промышленными произведеніями.

Мы говорили о качествѣ продукта, обратимся къ количеству. Въ какіе предѣлы заключена наша производительная сила и слѣдовательно какое значеніе, какіе размѣры могутъ имѣть наши произведенія?

На этотъ вопросъ можно отвѣтить, что наша производительность зависитъ отъ нашихъ силъ, отъ нашей организаціи, отъ воспитанія, которое мы получили, отъ среды, въ которой мы живемъ. Но такая пропорціональность имѣетъ большое значеніе только при разсматриваніи человѣка въ собирательномъ смыслѣ и вовсе не важна, если мы будемъ разсматривать отдѣльныхъ индивидуумовъ, такъ что все сказанное мною о незначительности индивидуальной производительности относится столько же до произведеній философскихъ или литературныхъ, сколько и до промышленныхъ.