Литературные майораты - [30]

Одинъ изъ недостатковъ революціи заключается въ томъ, что съ 1789 г. мы отвергаемъ не только всякія преданія, но и всякую преемственность. Это ясно обнаруживается въ частыхъ перемѣнахъ правительствъ, которыя не имѣютъ другъ съ другомъ ничего общаго, такъ что уроки, данные одному изъ нихъ, нейдутъ въ прокъ другому. Тоже самое можно сказать и о буржуазіи. Съ 1792 г. надъ нею совершается метаморфоза, все въ ней измѣняется, и видъ и направленіе. Мѣсто и имя прежней буржуазіи переходитъ къ новому поколѣнію, чуждому и буржуазныхъ стремленій и дворянскихъ манеръ, опирающемуся въ своихъ притязаніяхъ только на завладѣніе народнымъ богатствомъ и на уничтоженіе стараго порядка. Это новое поколѣніе завладѣваетъ общественнымъ мнѣніемъ и становится во главѣ движенія, не замѣчая того, что дѣятельность его ограничивается воспроизведеніемъ, въ новой формѣ, старой, брошенной системы. Новые феодалы-капиталисты хотятъ опираться на новыя начала; старые феодалы основывали всѣ свои притязанія на требованіяхъ религіозныхъ, неземныхъ; мы же, въ настоящее время, возвратились къ первобытному матеріализму, къ грубому и ничѣмъ не прикрываемому обожанію матеріальныхъ выгодъ.

И въ этомъ случаѣ мы думали идти по стопамъ Англіи, но положеніе наше было совсѣмъ инаго рода. Давши толчокъ промышленности, давши ходъ буржуазіи, Англія сохранила однако и поземельную аристократію и духовенство; Англія сохранила свою соціальную систему, свою національную религію, свою практическую философію, которыя защищали ее отъ политическихъ заблужденій и отъ крайностей въ развитіи спекуляціи; наконецъ она владѣла океаномъ и повелѣвала цѣлымъ свѣтомъ.

Наше увлеченіе примѣромъ Англіи повлекло за собою экономическій переворотъ столько же унизительный для нашего самолюбія, сколько и гибельный для нашихъ финансовъ. Богатство и сила Франціи неразрывно связаны съ системою мелкаго владѣнія и мелкой промышленности, которыя уравниваютъ другъ друга и поддерживаются время отъ времени большими предпріятіями, эта система діаметрально противуположна той англійской системѣ, которую мы съ непонятнымъ рвеніемъ вводимъ у себя въ теченіи послѣдняго полвѣка. Французы не могутъ этого понять; имъ свойственно пренебрегать собственными своими средствами и увлекаться чужимъ примѣромъ. Впродолженіи нѣсколькихъ лѣтъ дѣло шло хорошо, но въ настоящее время къ какому результату пришли мы? — Нищета осаждаетъ всѣ классы нашего народа. Экономическая анархія наводитъ уныніе на всѣ души. Упадокъ развитія буржуазіи, заражонной утилитаризмомъ, начался при Луи-Филиппѣ, въ то время, когда правительство стало покровительствовать первоначальному образованію. Буржуазія отказалась отъ прежней доброй методы обученія и предалась изученію математики и промышленности. Къ чему знакомиться съ Греками и Римлянами? — Къ чему философія, языки, юридическія науки, изученіе древности? Давайте намъ инженеровъ, прикащиковъ и подмастерьевъ… Открытія, сдѣланныя современною промышленностью, окончательно ослѣпили эту касту торгашей; то, чему слѣдовало бы вести къ облагороженію умовъ, принесло новое торжество обскурантизму. На науку народнаго богатства стали смотрѣть съ антиэстетической точки зрѣнія. Политическая экономія, сказалъ г. Тьеръ, — скучная матерія. Такимъ-то образомъ понятая политическая экономія и породила понятіе объ интеллектуальной собственности и о продажной литературѣ.

Лучшимъ мѣриломъ взглядовъ современной буржуазіи на литературное и художественное дѣло можетъ служить отношеніе ея къ журналистикѣ. Попробуйте упрекнуть редактора какого нибудь журнала за то, что онъ подличаетъ передъ властью, лицемѣритъ, льститъ, молчитъ, когда слѣдуетъ говорить, и онъ прехладнокровно отвѣтитъ вамъ: «Я не свободенъ въ своихъ дѣйствіяхъ, если я стану поступать по вашему совѣту, то получу предостереженіе». — Что за бѣда, — ну и получайте предостереженіе. — «Но журналъ мой подвергнется срочному запрещенію». — Перенесите это срочное запрещеніе. — «Но вслѣдъ за тѣмъ журналъ мой и вовсе запретятъ». — Пусть запрещаютъ. — «А капиталъ, затраченный на журналъ, вѣдь я безвозвратно его потеряю». — Жертвуйте своимъ капиталомъ, но не торгуйте истиною… Подобныя слова смутятъ почтеннаго публициста и онъ повернетъ вамъ спину. — Очевидно, тѣмъ не менѣе, что этотъ человѣкъ, о которомъ общество думаетъ, что онъ на жалованьи у правительства, въ сущности не вступалъ ни въ какія сдѣлки съ властью. Да и кто станетъ подкупать подобнаго журналиста, правительству нѣтъ въ этомъ ни малѣйшей надобности. Человѣкъ этотъ дѣйствительно находится въ крѣпостной зависимости, но не отъ администраціи, а отъ своего собственнаго капитала, и такое рабство можетъ служить для правительства лучшимъ ручательствомъ за вѣрноподданическія чувства журналиста.

Такимъ образомъ, намъ не удалось произвести ни экономической революціи, ни политической реформы, и эта двойная неудача принесла намъ много вреда.

Мы не умѣли справиться съ своими королями, и испытавши неудачу, мы потеряли сознаніе не только своего человѣческаго назначенія, но и своей національности. Мы перестали быть галлами, перестали быть сынами отечества. Между нами есть конституціоналисты, республиканцы, имперіалисты, католики и вольтерьянцы, консерваторы и радикалы; — но все это однѣ только пустыя вывѣски. Политическихъ и соціальныхъ убѣжденій у насъ не существуетъ и національность наша, сохранившаяся въ одной лишь оффиціальной сферѣ, стертая наплывомъ иностранцевъ и искусственностью, вошедшею въ наши нравы, обратилась въ миѳъ. Какую партію выполняемъ мы въ общеевропейскомъ концертѣ? Невозможно опредѣлить. Міръ идетъ впередъ безъ насъ, принимая только мѣры предосторожности противъ нашихъ 500,000 штыковъ. 74 года прошло съ тѣхъ поръ какъ среднее сословіе, устами Сіеса скромно просившее, чтобы ему дозволили что нибудь значить, стало господствующимъ сословіемъ. Получивши такое огромное значеніе, среднее сословіе не знаетъ уже чего ему болѣе желать и потому отказывается отъ своего назначенія!..