Литературные герои на улицах Петербурга - [113]
Наб. канала Грибоедова, 73/Казначейская ул., 13
Соня Мармеладова снимает комнату «на канаве у В-ского моста» – на углу Екатерининского канала и Малой Мещанской, неподалеку от Воскресенского моста (современный адрес – наб. канала Грибоедова, 73) – у портного Капернаумова, получившего фамилию от библейского города Капернаума, в котором останавливался и проповедовал Иисус Христос.
Когда Раскольников приходит к Соне, он видит: «Дом был трехэтажный, старый и зеленого цвета. Он доискался дворника и получил от него неопределенные указания, где живет Капернаумов портной. Отыскав в углу на дворе вход на узкую и темную лестницу, он поднялся, наконец, во второй этаж и вышел на галерею, обходившую его со стороны двора. Покамест он бродил в темноте и в недоумении, где бы мог быть вход к Капернаумову, вдруг, в трех шагах от него, отворилась какая-то дверь; он схватился за нее машинально.
– Кто тут? – тревожно спросил женский голос…».
В том же доме поселился Свидригайлов. Соня случайно сталкивается с ним на лестнице, а он позже подслушивает, как Раскольников признается Соне в преступлении.
Достоевский так описывал комнату Сони: «Это была большая комната, но чрезвычайно низкая, единственная отдававшаяся от Капернаумовых, запертая дверь к которым находилась в стене слева. На противоположной стороне, в стене справа, была еще другая дверь, всегда запертая наглухо. Там уже была другая, соседняя квартира, под другим нумером. Сонина комната походила как будто на сарай, имела вид весьма неправильного четырехугольника, и это придавало ей что-то уродливое. Стена с тремя окнами, выходившая на канаву, перерезывала комнату как-то вкось, отчего один угол, ужасно острый, убегал куда-то вглубь, так что его, при слабом освещении, даже и разглядеть нельзя было хорошенько; другой же угол был уже слишком безобразно тупой. Во всей этой большой комнате почти совсем не было мебели. В углу, направо, находилась кровать; подле нее, ближе к двери, стул. По той же стене, где была кровать, у самых дверей в чужую квартиру, стоял простой тесовый стол, покрытый синенькой скатертью; около стола два плетеных стула. Затем, у противоположной стены, поблизости от острого угла, стоял небольшой, простого дерева комод, как бы затерявшийся в пустоте. Вот все, что было в комнате. Желтоватые, обшмыганные и истасканные обои почернели по всем углам; должно быть, здесь бывало сыро и угарно зимой. Бедность была видимая; даже у кровати не было занавесок».
Но значительная часть действия романа происходит не в квартирах и углах, а на улицах и в трактирах. «В канаву» прыгает женщина-самоубийца, в трактире исповедуется пьяный Мармеладов, бродит по улицам обезумевшая от горя, умирающая от чахотки Катерина Ивановна со своими несчастными детьми. И над городом надрывно звучат горькие слова: «Ведь надобно же, чтобы у всякого человека было такое место, где бы его пожалели! Понимаете ли, понимаете ли вы… что это значит, когда человеку некуда больше идти?».
Из Петербурга – в Павловск и обратно
И все же герои Достоевского любят город, в котором живут. Главный герой «Белых ночей», гуляя по городу, готов здороваться с домами. Нет, он не сумасшедший, как Поприщин, просто в его душе столько любви, что он готов щедро делиться ею даже с неодушевленными предметами.
«Мне тоже и дома знакомы, – рассказывает он. – Когда я иду, каждый как будто забегает вперед меня на улицу, глядит на меня во все окна и чуть не говорит: „Здравствуйте; как ваше здоровье? и я, слава Богу, здоров, а ко мне в мае месяце прибавят этаж“. Или: „Как ваше здоровье? а меня завтра в починку“. Или: „Я чуть не сгорел и притом испугался“ и т. д. Из них у меня есть любимцы, есть короткие приятели; один из них намерен лечиться это лето у архитектора. Нарочно буду заходить каждый день, чтоб не залечили как-нибудь, сохрани его Господи!.. Но никогда не забуду истории с одним прехорошеньким светло-розовым домиком. Это был такой миленький каменный домик, так приветливо смотрел на меня, так горделиво смотрел на своих неуклюжих соседей, что мое сердце радовалось, когда мне случалось проходить мимо. Вдруг, на прошлой неделе, я прохожу по улице и, как посмотрел на приятеля – слышу жалобный крик: „А меня красят в желтую краску!» Злодеи! варвары! они не пощадили ничего: ни колонн, ни карнизов, и мой приятель пожелтел, как канарейка. У меня чуть не разлилась желчь по этому случаю, и я еще до сих пор не в силах был повидаться с изуродованным моим бедняком, которого раскрасили под цвет поднебесной империи».
Решайте сами, признак ли это душевной болезни или напротив – душевного здоровья.
И все же Петербург Достоевского по большей части своенравный и недобрый. Как и у Пушкина, и у Гоголя, у Достоевского все адреса выписаны с топографической точностью, но любой из них может оказаться обманкой, мороком.
Вот генерал Иволгин сообщает князю Мышкину адрес Настасьи Филипповны – «у Большого театра, дом Мытовцовой, почти тут же на площади, в бельэтаже». Вроде все подробно и ясно – не заблудишься. Но тут Ганя Иволгин, сын генерала, восклицает: «Настасья-то Филипповна? Да она никогда и не живала у Большого театра, а отец никогда и не бывал у Настасьи Филипповны, если хотите знать; странно, что вы от него чего-нибудь ожидали. Она живет близ Владимирской, у Пяти углов, это гораздо ближе отсюда».
