Литературная Газета, 6628 (№ 03-04/2018) - [22]

«Почему у меня так много военных песен? Почему я так часто возвращаюсь к военной теме, как будто все писать перестали, а я всё, значит, долблю в одно место?» Во многих аудитория Высоцкий задавался подобным вопросом и всякий раз, отвечал, примерно, так. «Во-первых, нельзя об этом забывать. Война всегда будет нас волновать – это такая великая беда, которая на четыре года покрыла нашу землю, и это никогда не забудется, и всегда к этому будут возвращаться все, кто в какой-то мере владеет пером. Во-вторых, у меня – военная семья. Я не воевал, это, конечно, невозможно по возрасту. И я не мог под Оршей выходить из окружения: я был маленький тогда, меня могли только выносить. Но у меня в семье есть погибшие, и большие потери есть, и те, кого догнали старые раны, кто умер от них, тоже есть. Отец у меня – военный связист. Прошёл всю войну. Он воевал в танковой армии генерала Лелюшенко. Мой дядя (в 1978 году его не стало) всю войну был в непосредственном соприкосновении с врагом. У него к 1943 году было три Боевых Красных Знамени. То есть он очень достойно вёл себя во время войны. У нашей семьи было много друзей военных. Я в детстве часами слушал их рассказы и разговоры. Многое из этого я в своих песнях использовал. В-третьих, мы – дети военных лет. Для нас это вообще никогда не забудется. Один человек метко заметил, что мы «довоёвываем» в своих песнях. У всех нас совесть болит из-за того, что мы не приняли участия в этом беспримерном подвиге. Я вот отдаю дань этому времени своими песнями. Это очень почётная задача: писать о людях, которые воевали.

И самое главное, я считаю, что во время войны просто есть больше возможности, больше пространства для раскрытия человека – ярче он там раскрывается. Тут не соврёшь, люди на войне всегда на грани, за секунду или за полчаса до смерти. Люди чисты, и поэтому про них всегда интересно писать. Я вообще стараюсь выбирать для своих песен людей, которые находятся в самой крайней ситуации, в момент риска, которые каждую следующую минуту могут заглянуть в лицо смерти, у которых что-то сломалось, произошло, в общем, короче говоря, людей, которые «вдоль обрыва, по над пропастью» или кричат: «Спасите наши души!» Но выкрикивают это как бы на последнем вздохе. И я их часто нахожу в тех временах. Мне кажется, просто их тогда было больше, ситуации были крайние. Тогда была возможность чаще проявлять эти качества: надёжность, дружбу в прямом смысле слова, когда тебе друг прикрывает спину. Меня совсем не интересует, когда люди сидят, едят или отдыхают – я про них не пишу, только разве комедийные песни.

У меня не песни-ретроспекции: они написаны человеком, который войну не прошёл. Это песни-ассоциации. Если вы вдумаетесь и вслушаетесь, вы увидите, что их можно петь и теперь: просто взяты персонажи из тех времён, но всё это могло случиться и здесь, сегодня. И написаны эти песни для людей, большинство из которых тоже не участвовали в этих событиях. Так я к ним и отношусь – это современные песни, которые писал человек, живущий сейчас. Они написаны на военном материале с прикидкой на прошлое, но вовсе не обязательно, что разговор в них идёт только чисто о войне».

Подобных высказываний Высоцкого у меня собрано больше сотни. Он очень часто выступал в сугубо военных аудиториях, любил военную публику, вообще людей в форме, какой-то нежной, трогательной любовью. Читатель наверняка почувствовал, что все предыдущие рассуждения поэта касаются в первую очередь служивых: неважно, военнослужащие ли они, солдаты МВД или милиционеры. В равной степени его рассуждения могут относиться и к работникам транспорта, прокуратуры, лесничества. Все они – люди государственные и потому с точки зрения Высоцкого как бы особенные. Его влечение к людям в форме не исчерпывалось чисто профессиональным интересом артиста, поэта, исполнителя. Нет, тут было нечто гораздо большее – воспоминания юности, осмысление пережитого им и страной, попытка с высоты прожитых лет и приобретённого опыта по-иному взглянуть на ту же воинскую службу, которую он всегда, повторяю, очень высоко ставил. И ещё, наверняка, было в его добром отношении к служивому человеку нечто такое, о чём сейчас не дано нам домыслить, представить, описать. Как всякий интеллигентный, воспитанный человек, Высоцкий, конечно же, ценил и уважал всякую профессию. Снобом он никогда не был. И всё-таки к военным у него было отношение особое. Отчасти я это чувствовал и на себе. Владимир Семёнович в последние годы жизни очень придирчиво и строго относился к тем, кто искал его расположения. Знавшие его близко не дадут мне соврать. Тем, наверное, примечательным было его доброе расположение ко мне: сначала старшему лейтенанту, потом капитану. Ну, в самом же деле, не стану я ни себя, ни тем более его унижать предположением, что он терпел меня из-за того, что я починил однажды его дачное отопление. Хотя, если уж говорить до конца откровенно, то я рад был тогда вообще в денщиках у него ходить. Ей-богу. Он это видел, прекрасно понимал, тем не менее субординационной дистанции между нами не держал. Что опять же могут подтвердить многие ныне здравствующие таганковцы.