Литературная Газета, 6627 (№ 01-02/2018) - [41]

Я дошёл до Ганина ручья, что и в наилютейшие морозы никогда не застывал. Пар стоял там, где он впадал в реку. Я близко подошёл к кромке прибрежной, от ручья, полыньи, желая заглянуть в чёрную воду.

Лёд подо мной расступился.

Всё на мне стало тяжким, а тело мучилось и быстро сдавалось, хоть бился я изо всех сил, но дно тянуло к себе. Лёд обкалывался под руками, одеревенели, потом окаменели ноги, и вот густая ледяная вода во рту – и я не кричу даже.

Потом и не живу; я уже в лете.

В лете детского года, на реке, ранним утром. Я плыву, почти не морща тёплую нежную воду, я плыву в радужном тумане на другой берег реки, который не виден мне, потому что туман чудесно колдует со светом. Звуки же скользят по воде, и звуки эти далёкие-близкие.

Я к маме плыву, берег один я потерял, берег другой я никак не обретаю, а звуки – это шелестение весла в воде.

Из ниоткуда вдруг Федина пастушья лодка с низкими бортами, и цветы на бортах – свисают цветы с бортов, мокнут в воде, влекомые движением лодки.

– Куда ты плывёшь? – спрашивает Федя.

– На другой берег реки, – отвечаю я Феде замедленно, будто не понимаю сам, что же такое я ему говорю.

– Не надо тебе туда. Плыви назад.

– Перевези на тот берег, Федя.

– Плыви назад.

Племянник любимый, мой крестник, вместе с женой нашли меня по почти померкнувшему свету фонарика, который я обронил, проваливаясь под лёд.

Им досталось меня, как бесчувственную колоду, вытащить из полыньи, растормошить, тащить на себе, падая, задыхаясь жёстким острым воздухом января, дотащить до дома, раздеть, стягивая обледенелые тряпочные, шерстяные там покровы, разрезая валенки. И в ванну положить – чтоб водой спасать.

Потом легче стало, а сперва очень больно было. Терпел – одна лишь слеза скатилась.

Одна всего.

Опять я вдохновляюсь поездами

Опять я вдохновляюсь поездами

Литература / Портфель ЛГ / Русские рифмы

Теги: Игорь Никольский , поэзия

Игорь Никольский

Родился и вырос в городе Гатчина под Санкт-Петербургом. Стихи пишет уже более 10 лет, регулярно выступая с ними на различных поэтических площадках Северной столицы. Основные темы творчества – философская, городская и любовная лирика. Публиковался в различных литературных изданиях, в том числе в журнале «Аврора» и «Литературной газете». Пообразованию – физик. Работает техническим переводчиком с английского. Опубликовал сборник стихотворений «Каждый из нас».

Электричка

Пишу стихи в вагоне, ритм кляня.

Бесцветны строчки о прекрасной даме.

Опять любовь покинула меня,

Опять я вдохновляюсь поездами.

Я снова со своей любовью – врозь.

Не пожелаю вам такой привычки.

Смотрю на жизнь безудержную сквозь

Заляпанные окна электрички.

В конце вагона мятый баянист

Молчанье граждан подчиняет звуку.

Мой мозг спокоен, взгляд стерильно чист,

Но дрожь кусает пишущую руку.

Я вырван болью из привычных схем,

Я брошен в штиль. Над замком флаг не реет.

Мне холодно. От холода я нем.

И лишь скамейка спину тихо греет

Сквозь старое любимое пальто.

А баянист играет, пальцы ловки…

И я вдруг понимаю, что никто

Меня не ждёт на главной остановке.

После дембеля

После дембеля ищешь себя везде.

По давно не паханой борозде

Тебя носит город, как жёлтый лист.

Ты беспечен, счастлив и неказист.

Собираешь образ свой по частям,

Достаёшь из памяти тёмных ям:

Вот за этой книжкой я ночь сидел,

Эту песню тысячу раз пропел,

Вот за этой дверью живёт Она,

И Её улыбки полутона

Обещают: сны превратятся в явь,

Лишь поверить в это Её заставь...

Обновляешь жизни простой музей:

Пыль смахнуть с портретов своих друзей,

Черновые записи прошлых лет

Разложить в две папки: «сойдёт» и «нет».

Столько дел не сделано: дать концерт,

Разорвать от бывшей жены конверт,

Пересечь проспект, поклониться льву,

И пустую бутылку швырнуть в Неву...

И простая мысль беспокоит мозг:

«На гражданской жизни – излишний лоск.

Да любого взять бы, макнуть туда –

Где неволя, дружба, белиберда...»

И обнять готов ты, до скрипа жил,

Мир, что этот год без тебя прожил.

По калейдоскопу на мостовой

Ты приходишь утром к себе домой

И, устав от счастья, ложишься спать

(Твою койку снова зовут «кровать»).

Тебе снится армия – то да сё

–И бормочешь тихо во сне: «Я – всё...»

Василеостровское

Здесь дождь поливает неделями напролёт,

И берег реки по привычке слегка фонит.

Отбросив условную внешность, любой поймёт:

Ты очень похож на приневский больной гранит.

Здесь шквал в паруса превращает пальто, плащи

И правит осенней листвы сумасшедший бал.

Шатаясь под ветром, узнай и затрепещи:

На душу твою налетает такой же шквал.

Здесь остров во время потопа уходит в муть,

Подлодкой идёт на знакомый до боли шум.

Застыла вода в переулках... Замкнулся путь:

Похожий потоп захлестнул твой ослабший ум.

Кричат полоумные чайки – сей град нечист,

Про демонов ночи октябрьской мы знаем ли?

Слетает листва... Ты точь-в-точь пожелтевший лист,

Рекой отделён от постылой большой земли.

Ты слышишь течение вечности на простор.

Ты чувствуешь запахи: выпивка, смерть и торф.

А вечность вливается в море из Нев, Сестёр

И шепчет, смеясь, что ты тоже отчасти мёртв.

Метро

Вечер, метро, в тоннеле светло, как днём.