Литературная Газета, 6624 (№ 49/2017) - [25]

Блокада Ленинграда была самой тяжёлой и продолжительной экстремальной ситуацией в истории человечества. Людей в городе умерло больше, чем погибло при бомбардировках Гамбурга, Дрездена, Хиросимы и Нагасаки, вместе взятых. Больше, чем в армиях США и Великобритании за всю Вторую мировую войну. Современные исследователи называют цифру в 800 тысяч человек.

В фильме рассказывается, что нёсший страшные потери Ленинград питал донорской кровью своих защитников. За годы блокады город дал фронту 144 тонны донорской крови. Живительную силу и несломленный дух ленинградцев получили полмиллиона бойцов и моряков, оборонявших великий город.

Откуда бралась донорская кровь в голодном замерзающем городе? Какие в процессе 900-дневного голодания в крови ленинградцев произошли феноменальные биохимические изменения, имевшие значение для последующих поколений? Как за годы блокады в Ленинграде могли родиться и выжить 44 тысячи детей? Как современные генетики обнаружили «блокадный ген», позволявший существовать в условиях голода, и о многих других неизвестных последствиях блокады рассказывает «Блокадная кровь».

Даниил Гранин, для которого «Блокадная кровь» стала последним проектом, говорит в фильме: «Блокада Ленинграда до сих пор остаётся не столько военным, сколько нравственным примером! Это в первую очередь победа человеческого духа, немыслимый взрыв сострадания, милосердия, сочувствия… То, чего так стало не хватать в нашей сегодняшней жизни…»

„Я верю, я знаю, что он жив“

„Я верю, я знаю, что он жив“

Общество / Человек / Память сердца

Теги: Великая Отечественная война , Москва , дневники , воспоминания

Из дневников, написанных в осаждённой Москве

По документам она была Людмилой, но так её никто не называл. Только Милочкой…

Жила она с папой, мамой и младшим братом Колюшей недалеко от ВДНХ. В 1940 году Милочка окончила школу и поступила на фармацевтический факультет медицинского института. Появились ухажёры. Среди них старшекурсник, красавец Николай. Он влюбился в её косы. Каждая с руку толщиной, две тяжёлые косы спускались ниже пояса и заставляли Милочку держать голову высоко. Но ни надменной, ни высокомерной она не была.

Когда началась война, отца отправили в тыл готовить приём эвакуируемых заводов. Брат Колюша уже год как учился в лётном училище, а Николай, получив 21 июня диплом врача, 22-го уходил на фронт. Поздно ночью, уже в военной форме, он заскочил на минутку к Милочке, чтобы сказать, что очень её любит, что он обязательно вернётся, они поженятся, и у них родится дочка Олечка.

В холодные ноябрьские дни Милочке пришла в голову мысль вести дневник. Вот он у меня в руках, выгоревшая тетрадка в матерчатой обложке с потемневшими страницами. Свидетельница взросления в дни страшных испытаний осени и зимы 1941-го.

10 ноября. Написала письмо родной Ингочке, моей любимой подруженьке, но уверена, что она сейчас мало думает обо мне. До сих пор не могу понять, за что их семью отправили в Караганду. Неужели только за немецкую фамилию Фельдшау? Это или чудовищное недоразумение, или чудовищная глупость!

Я всё-таки чувствую, что эта бойня не доходит до меня до конца. Не об этом думаю. Скучаю по любимым подругам. Прочла «Пушкин в Михайловском». Хочется читать и читать. Стихи, посвящённые раньше незнакомым мне людям, стали до боли знакомыми и понятными. А эпиграммы до чего точные! Будто алмазными гранями блестят!.. Как близок он мне стал, как будто нас и не разделяет столетье! А ещё мир и война. И люди совсем другие. И озабочены не тем.

За сегодняшний вечер второй раз объявляют тревогу. Ужасно не люблю этот противный звук!

18 ноября. Вечер. Так и хочется сказать тишина. Но до тишины далеко. На улицах раздаются раскаты орудийных выстрелов. Как будто бочки пустые кто-то по чердаку катает.

Вчера пришла Женя Уткина за книгой, а с ней её мама, Вера Васильевна. Мы с Женей разговаривали, а наши мамы шептались, а потом и говорят: «Девчонки, вас нужно спрятать. Мало ли что может быть! Немцы совсем рядом. Давайте в Сокольниках землянку выроем, вы туда и спрячетесь».

Мы с Женей и не знали, что сказать. Может, они и правы. Но что-то не хочется думать ни о какой землянке. Хочется думать, что Москву не сдадут. Опять бомбёжка! Больше недели немцы налетают по 7–8 раз в сутки! Внутри постоянная тревога. Лечь бы, закрыть глаза и уши и думать о хорошем.

А хорошее есть! От моего братика Колюши, моего родного мальчугана сероглазого Женя вчера получила письмо. Пишет, что бреется, значит, возмужал. Но по тону письма чувствуется, что по дому скучает. Как мне хочется увидеть его весёлую рожицу, снова услышать его неиссякаемые остроты! Пишет, что учится хорошо, летает хорошо и кормят хорошо. А что потом? Фронт. Войне что-то не видно конца. Страшно за него. У него есть какая-то бесшабашность в характере, авантюрность.

Ну вот! Пока я всё это писала, из репродуктора раздалось: «Угроза воздушного нападения миновала! Отбой!» И какой радостный голос у диктора! Сразу чувствуется, что живой человек.

24 ноября. Кольцо вокруг Москвы сжимается. Носятся слухи, что Тула сдана уже три дня назад, а наши всё ещё говорят с ней по радио. Но за последние несколько дней только два раза была тревога. Удивительно, но я раньше не боялась этих тревог, а сейчас очень нервничаю…