Литературная Газета, 6618 (№ 42/2017) - [2]

– Видимо, отчасти новость и то, что Путин много говорил о будущем человечества, необходимости повышения ответственности ведущих мировых игроков за перспективы развития, поиск возможностей регулировать сложные процессы в мире. Вопрос к вам как к поэту и мыслителю: почему его это волнует?

– Это волнует его потому, что Путин – очень национальный, русский политик, а русские не могут не задумываться о будущем. Это черта и русской философской мысли, и русской литературной мысли, и, безусловно, политической. Русский политик, русский мыслитель, русский литератор чувствуют свою ответственность за происходящее в мире. И очень остро чувствуют апокалиптичность, я бы так сказал, на­двигающейся катастрофы, боль и тревогу за будущее. И поэтому ищут ответы на те действительно глобальные вызовы, которые стоят перед нашей цивилизацией в ХХI веке. Это вызовы и экологические, и политические, и духовно-нравственные. Наша цивилизация в целом – потребительская цивилизация, мне кажется, катится к своему финишу. Она нуждается в значительных подвижках и изменениях. И Путин старается нащупывать новые пути, которые помогли бы без большой крови перейти цивилизации от потребительской идеологии к новой идеологии – идеологии самоограничения.

– Вы коснулись темы нарастающего, бесстыдного лицемерия Запада, его приверженности двойным стандартам. Есть ли шанс найти общий язык с такими «партнёрами» или противостояние будет ужесточаться?

– Двояко могу ответить. С одной стороны, я убеждён, что противостояние будет обостряться, что уже примерно в 30-е годы нашего века человечество ждёт большая, я бы так выразился, линька, то есть грядёт перекрой мира. С другой стороны, несмотря на то, что шансы на перестройку цивилизации невелики, «мужайся, сердце, до конца», как сказал поэт. И любой уважающий себя и человечество крупный политик обязан до конца проводить ту линию, которую он считает единственно целительной для происходящих процессов.

Война за прошлое

Война за прошлое

Колумнисты ЛГ / Очевидец

Неменский Олег

Теги: Россия , Польша , политика , конфликт , геноцид

В начале октября президент Польши А. Дуда заявил, что Россия должна признать факт геноцида поляков в 30-х годах, имея в виду массовые репрессии 1937–1938 годов, в том числе граждан польского происхождения. В стране началась очередная «общественно-образовательная кампания», и мы скоро увидим, как эта тема станет одной из самых горячих в польском обществе. Хотя всё это и называется «исторической политикой», но скорее уже напоминает «историческую войну».

11 октября из Польши выдворили российского историка, специалиста по польской историографии XVI века Д.В. Карнаухова. Он преподавал в польских университетах и высказывал своё мнение, в том числе по вопросам трактовки исторических событий. И вот оказался «опасен» для польской государственности. Его обвиняют в «проведении гибридной войны» против Польши и в деятельности на пользу «вражеского государства»! Так теперь там называют Россию. Страна, увлечённая «исторической политикой», главными врагами готова видеть именно историков, а в любом мнении о прошлом, отличном от официального, распознавать враждебный замысел.

Однако проблема шире. Увы, на Западе всё чаще из истории делают своего рода идеологию, по сути, навязывая однозначные оценки, к каким событиям и фигурам как относиться. Это и есть так называемые национальные идеологии. И, заметьте, от нас они постоянно требуют того же, только в чисто негативном ключе – чётко решить, что в нашем прошлом было дурного, и жёстко это осудить. Их раздражает, что у нас много разных мнений по всем событиям истории.

И мы поколениями боролись как раз за свободу от диктата единой версии прошлого, его декретируемых сверху оценок. Для нас это ценность – право высказывать разные точки зрения и свободно их обсуждать. В этом наше завоевание конца ХХ века, за которое очень дорого было заплачено. От нас же требуют всеобщего осуждения и всенародного покаяния.

Мы с оппонентами часто не понимаем друг друга, и у этого глубокие культурные причины. Как раз в области вины, греха наши структуры мысли принципиально различны. Это имеет древние корни: в восточном и западном христианстве к греху относятся не одинаково. Православие очень личностно – каждый кается только за свои грехи, а в западной традиции есть понятие коллективной ответственности за грех, корпоративности. В новое время это выразилось в представлении о существовании целых народов, виновных за прегрешения своих предков и их лидеров.

Однако поляки не просто сделали из своей истории идеологию, они сделали из неё религию. Религию не с верой в Бога, а с верой в нацию. И в ней нет места сомнениям. Ещё в XIX веке появилась концепция поляков как «Христа народов» – абсолютно безгрешной нации, которая приносит себя в жертву ради спасения других народов. Сейчас «старую романтическую» формулировку вспоминают нечасто, но самосознание то же – убеждённость в отсутствии вины за собой на фоне виновности грешных соседей.

Думаю, не только мне такой взгляд на себя и историю кажется абсурдным. Когда в советское время пытались использовать западную традицию коллективной ответственности (например, наказывать за проступки одного ученика целый класс или за проступки отдельных лиц целые народы), это не понималось и не принималось. В связи с этим желание Польши услышать наши покаяния за действия партийных властей, от которых пострадали в основном русские же люди, кажутся неприемлемыми.