Литературная Газета, 6599 (№ 21/2017) - [5]

При этом большинство обучается специальностям вроде социологии, культурологии, журналистики, лингвистики. В итоге современное высшее образование формует массу мало к чему пригодных людей с завышенной самооценкой.

Самые распространённые дипломы – юриста и экономиста – часто даже не воспринимаются как знак профессии. Недавно у нас на работе появилась уборщица, и оказалось, что она – экономист и юрист. «Была б у меня какая-нибудь специальность, – пояснила милая женщина, – пошла бы работать по ней, а так – уборка удобнее». То есть юрист и экономист – это НЕ специальность. Стоит ли удивляться, что число безработных с высшим образованием, как сообщали недавно в прессе, увеличилось в 2015 году на 20 процентов.

Нашу систему образования нужно не реформировать в косметическо-ностальгическом стиле («назад в СССР»), а реально менять. Социальной нормой должно стать среднее специальное образование. Для подавляющего большинства работ именно оно и требуется.

Тут надо напомнить, в чём разница между подлинно высшим и средним специальным образованием. Высшее – нацелено на создание нового. Среднее – на квалифицированные действия по заданным алгоритмам.

А у нас то и дело сталкиваешься с неумехами, склонными к импровизации. Такие недавно «ваяли» мне дома книжный стеллаж. Один был по диплому архитектор, другой – культуролог. Будь они простыми столярами, с первого раза сделали бы точные замеры, просушили бы доски перед началом работы и полки не пошли бы волной, и не пришлось бы всё переделывать. Зато архитектор, изучавший сопромат, объяснил, что вот, дескать, встанут книжки, нагрузки волшебным образом перераспределятся и волнистость исчезнет. Решать практические вопросы в разговорном жанре – очень в духе времени.

Зачем люди идут в вуз?

Для столь необходимой нам индустриализации требуются умельцы, а не филологи-политологи. Нужны инженеры и учёные. Их не требуется много. В России есть с десяток высокорейтинговых вузов, все их знают – вот это и есть институты подлинно высшего образования.

Ходовая идея, что пришло время автоматических производств – сильное преувеличение. Историк Андрей Фурсов приводит данные, что в «мастерской мира» Китае 50% изделий производится на базе ручного труда, а в Индии – 60%. Впрочем, для любого труда, независимо от уровня его автоматизации, нужны умелые люди, а их мало.

Один мой давний знакомый, сотрудник НПО «Энергия», где делают космические аппараты, регулярно вытаскивает на производство глубоких пенсионеров – умелых фрезеровщиков, представителей других рабочих специальностей, способных на нестандартную работу.

Читатели могут заподозрить меня в стремлении лишить молодёжь света знаний, благ высшего образования и в пропаганде невежества. На самом деле умелый слесарь или портниха – куда более квалифицированные и образованные работники, чем какой-нибудь политолог, отсидевший пять лет в вузе. Критерий образованности – не в схоластической чепухе, пузырящейся в голове, а в умении делать что-то полезное. Я бы вообще заменила термин «высшее образование» на определение «профессиональное образование». У каждого оно своё: у повара, у физика-теоре­тика…

У нас высшее образование давно превратилось в фетиш, без которого вроде как нельзя быть приличным человеком. Отсидит человек пятилетку в ином университете, покупая курсовые и дипломные работы, поигрывая от скуки на смартфоне, и становится «не хуже других». Хотя в лучшие для учения годы не приобрёл ничего практически полезного и духовно ценного.

Кадровый голод – проблема древняя. Большевики, придя к власти, занялись ею и достигли впечатляющих результатов. Деградация началась примерно с конца 60-х, а довершили процесс – после конца социализма.

В России всегда были самородки, но не хватало просто умелых и подготовленных. В сущности, об этом говорил Ленин в знаменитой беседе с комсомольцами, получившей название «Задачи союзов молодёжи». Не болтовня, а подлинное дело и умение. Это задача на все времена.

«Манагеры» и специалисты

Но системным воспроизводством неумех наши кадровые проблемы не исчерпываются. Найти руководителя любого уровня и любого дела – задача колоссальной трудности.

За постперестроечные четверть века утвердилось представление, что руководитель – особая профессия, позволяющая управлять любым производством, любой компанией, будь ты по образованию бухгалтер, переводчик или актёр. На этом фоне забавно вспомнить, как в перестройку запальчиво осуждали советскую систему: «Сегодня он заведует баней, а завтра его бросили рулить филармонией, долой коммуняк, долой номенклатуру!» Ирония истории в том, что нынче мы видим почти то же, но во сто крат пре­увеличенном виде.

Крупными корпорациями нередко управляют люди, понятия не имеющие о предмете деятельности предприятия: и хотели бы повлиять на дело, да не в силах. И закономерно, что рулят только финансовыми потоками. Таких руководителей, которые, как когда-то Черномырдин, прошли путь от бурового мастера до министра – раз-два и обчёлся.

Говорят, такова американская точка зрения на менеджмент. Может, в Америке это работает, у нас – никак. У нас нужен руководитель, знающий специфику производства, прошедший управленческие ступени. Так было при советской власти, что давало возможность поддерживать какой-то уровень – не высочайший, но терпимый.