Приторной музыки пунш
Литература
/
Литература
/ Таврида - 2016
Маркина Анна
Теги:
Современная поэзия
* * *
Ты помнишь? Был дождями скован год,
но мы с тобой не ведали забот,
и не от чего было нам беречься,
дрожала нежность в утренних словах,
от кладбища до остывавшей речки
ромашки свет несли на головах.
И мы лежали на спине реки,
нетронутые божьи поплавки.
И жёлтой нитью солнце мелко-мелко
сшивало тело, воду. А стежки
касались камышей и водомерки,
считавшей в полудреме башмаки.
Заботы ожидали впереди.
Орешник рядом с кладбищем был дик,
он наступал на крайние могилы.
Туда, где тень росла день ото дня,
то белка за конфетой заходила, то ребятня.
* * *
И вдруг у плиты непривычно
расплачешься – слёзный прибой –
над незагоревшейся спичкой,
имея в виду – над собой,
над чем-то неисповедимым.
Отправишься сделать глоток
фабричного едкого дыма,
забившего юго-восток.
Нырнёшь под навес ресторана,
где приторной музыки пунш
тапёр проливает на раны
за столики загнанных душ,
и дождь наступает на стёкла
под парусом алых портьер
с решительностью Фемистокла,
ведущего двести триер.
Обмеришь крылечко по-свойски,
пока, оставляя следы,
повсюду бесчинствует войско,
весеннее войско воды.
Вернёшься, потянешь усталость
в кровать на окраине, где
визгливо играют составы
на нервах глухой РЖД.
И свет уже ходит по краю
намокнувших крыш. И видней,
что лучшее не за горами,
но тонкая спичка сгорает,
и ты догораешь за ней.
* * *
Всё высохло. Прозрачная роса.
Казалось бы. Но жёлтый гул акаций…
Оглянешься, и хочется остаться,
вцепиться, удержаться, записать,
чтоб не было так муторно, так страшно.
Там мама только вышла в день вчерашний
за булочками или чабрецом.
Варенье опрокинув на коленки,
я уплетаю солнечные гренки,
а мама рядом ссорится с отцом.
Потом уходит. Ты насколько? На день?
Не исчезай, не отпускай, не надо…
Давай, чтоб вышел месяц, дилли-дон,
черники алюминевый бидон,
нельзя ходить за дом и за ограду –
там борщевик, не взрослая пока,
хранить в коробке майского жука,
старательно подписывать конверты
и в речку палочки бросать с моста,
чтоб больше никогда не вырастать
до метр семьдесят, до зрелости, до смерти.
А зеркало таращится с трюмо
в молчание, пронзённое лучами,
глядишь и ничего не замечаешь,
ни мамы, возвратившейся домой,
ни как пылинки в воздухе качались.
* * *
Не хватит духу так и жить: беречь
на линиях развешенную речь,
гримаски на случайном фотоснимке,
до сердцевин продрогшие простынки.
Читавшие под телевизор спят –
щенки в коробке, горсточка опят
из рыжины какой-то кочевой –
к стене ногами, к шкафу головой.
Всё случай. Вот и выходка ведра,
уехавшего ночью со двора
куда бог весть на кашлявшей «копейке».
Под соснами пронзает муравейник
хвоинка наклонённого луча.
Сквозь тёплое безмыслие молчать,
как пятиклашка на осколке лета,
застуканный отцом за сигаретой.
Жизнь – сплошной оксюморон
Жизнь – сплошной оксюморон
Литература
/
Литература
/ Таврида - 2016
Комаров Константин
Теги:
Современная поэзия
* * *
Под ливнем ошалелым взмок репейник,
как будто бы простуда у творца,
но он, переболев, не перебелит
в черноты обращённого лица.
Лица, листа… ни почерка, ни почек
он не изменит, чувствуя вину:
не потому, что просто не захочет,
а потому, что отойдёт ко сну.
* * *
Снег падает и пропадает
в воздушных складках января,
но правды сок не пропитает
хитин голимого вранья.
Не жди, тепло бросая в холод,
когда последний свет задут,
что те, кто спешно так уходят,
на шёпот манный твой зайдут.
Они уже не обернутся
и не махнут пустой рукой –
в неведомых тебе бермудах
они отыщут свой покой.
А ты, садясь в замёрзший поезд,
в угрюмый сон очередной,
приедешь в тот же мегаполис –
глухой, пустынный, неродной,
приедешь снова в ту же зиму,
в такой же ледяной скулёж, –
и мир свой непроизносимый
опять же не произнесёшь.
И будут город, и дорога
из города, что в дым продрог,
и одинокая морока
шагающих отдельно ног,
и не берущие под руки
тебя – друзья, врачи, менты.
И – тень единственной подруги,
такой же смертной, как и ты.
* * *
Барахтаться в бархате – хуже,
чем перхать от перхоти злой,
