Литературная Газета, 6560 (№ 29/2016) - [18]

«Зулали» в чём-то перекликается с «Манюней» – это тоже переплетение печального и забавного: на страницах рассказов соседствуют семейные трагедии и весёлые поучительные истории, детское любопытство и горький опыт взрослой жизни, гордость и стыдливость, милосердие и жестокость.

Привлекает книга и особенным слогом – по-восточному напевным, с цветистыми метафорами: «Утра мои будут начинаться с крика петухов, полдни сочиться сквозь пальцы медовым зноем, вечера будут прохладны от тумана, неизменно спускающегося с Хали-кара»; «Ах, Назарос, Назарос, солнце моё и луна, умытое росой моё утро, дождь мой ливневый и долгожданный, мой Назарос»; «Там, откуда ты родом, небо ниже гор, а в тени домов дремлет время. В окне кусочек ночного неба, в чёрной воде дождевой бочки плавает круглая луна. Подует ветер, пойдёт вода рябью, разобьёт луну на мелкие осколки – ни склеить потом, ни собрать». «В начале было слово, и слово это нам напели», – так говорит о языке сама писательница устами одного из своих героев.

Ещё одним достоинством книги, к слову, являются иллюстрации, выполненные по принципу «Просто, но со вкусом»: каждому произведению соответствует одно изображение, которое чаще всего выражает основную суть рассказа, «останавливая мгновение» для читателя.

Однако нельзя не отметить, что две повести, открывающие сборник, – «Зулали» и «Салон красоты «Пери» – значительно превосходят по уровню рассказы и отодвигают их на второй план. Самое сильное в обеих повестях – характеры, прорисованные скрупулёзно и правдиво. В «Салоне красоты «Пери» появляется, например, образ современной провинциальной восточной женщины: она больше не является приложением к мужу; это самодостаточная и гордая женщина, которая ищет смысл жизни за пределами семьи, а главное – сама принимает решения и сама же отвечает за них, – словом, почти ничем не отличается от современных европеек. На фоне этих ярких, запоминающихся героев и их сложных, исполненных трагедией судеб рассказы об упрямом осле и его преданности хозяину выглядят мелко и даже как-то неуместно.

А о самой Наринэ Абгарян можно сказать, что она, пожалуй, является редким и приятным исключением среди интернет-авторов и подтверждением того факта, что в литературу можно прийти и через блог, если у тебя имеется писательский талант.

Пётр Калитин: «Мы учимся дышать в невесомых условиях»

Пётр Калитин: «Мы учимся дышать в невесомых условиях»

Литература / Литература / Ракурс с дискурсом

Ермакова Анастасия

Теги: Пётр Калитин , философия , критика , литература

«ЛГ»-досье

Пётр Вячеславович Калитин (1961 г.р.) – философ, критик, прозаик, поэт. Окончил философский факультет МГУ им. М.В. Ломоносова в 1987 году, доктор философских наук, профессор НИЯУ (МИФИ), председатель Комиссии по критике и литературоведению МГО СП России. Автор книг «Распятие миром» (1992); «Мёртвый завет» (1998); «Пётр Первый – православный император» (1999), «Уравнение русской идеи» (2002, 2006); «Россия – не для «нормальных» (при-части безумно-истинной русскости)» (2008); «Крещёная бездна» (2012); «Метаморфозы современной России» (2015); «Генезисный шик» (стихи, 2016).

Финалист премии «Нонконформизм» (2013, 2016), лонг-листёр премии им. Антона Дельвига (2016).

– Одно из ключевых понятий в вашей концепции мира – понятие юродивости. Как оно связано с творчеством?

– Действительно для меня это ключевое понятие, и оно очень многогранно. Прежде всего речь идёт об особой категории антиномичности, связанной с безумной логикой, как её называл Апостол Павел в Первом послании к коринфянам. Речь идёт о постоянной противоречивости суждений, противоречивости мыслей. И хотя мы привыкли ещё со времён Аристотеля считать противоречие признаком лжи, но со времён Канта, противоречие было реабилитировано на пути к истине. Это принципиальный момент, и я хотел бы его подчеркнуть. Я исхожу из классический традиции, связанной с реабилитацией противоречия как такового. Следует уточнить, что имеется в виду не диалектическое противоречие, перед нами противоречие, которое не разрешается в ту или иную тезу, в тот или иной однозначный смысл.

– То есть это некий плодотворный парадокс?

– Всё-таки именно антиномия. Парадокс – нечто поверхностное. Хотя в западной традиции парадокс стал наиболее органичной формой антиномии. И если взять западную литературу ХХ века, то там практически все были мастерами парадокса, начиная с Оскара Уайльда. Но это немного другое. Парадокс – интуитивная форма антиномии, озарение. А я говорю о логической форме антиномии, о методике, особом стиле мышления, связанном с постоянными противоречивыми суждениями в качестве рационально-тождественного вывода.

– А постоянная противоречивость не мешает видеть некую истину?

– Нет. Скорее наоборот – противоречивость даёт истине полноту. Самый простой пример фигура Петра Первого. Никто не отрицает его противоречивость, но всё же постоянно пытаются сводить к какому-то одному суждению о нём: то утверждают, что он антихрист, то, что он наше всё. И здесь в полной мере проявляется ущербность сведения противоречия к какой-то однозначности. Возьмите Сталина, и сегодняшние ломки вокруг его личности. Его тоже пытаются свести к какому-то одному определению – или тиран, или великий правитель. Именно в русской истории, в русской культуре антиномическая картина мира оказывается наиболее органичной.