Года через три его снова арестовали и закатали в тюрьму уже на большой срок. Когда он вышел, то дал интервью журналу «Молодая гвардия», и журналист задал ему вопрос: «Вот уже сейчас, когда прошло столько лет и всё уже обратилось в историю, что вы думаете о Бродском?» Лернер ответил: «Я думаю о нём то же самое, что и в шестьдесят четвёртом году. И сейчас я знаю его подноготную». – «Какая же это подноготная?» – спросил журналист. И Лернер сказал: «А какая у него фамилия? Сахарозаводчик Бродский – его дед. Он был крупнейший производитель сладостей и даже поставлял шоколад самому царю. И когда Бродский выехал на Запад, то он получил там все деньги своего деда. Все эти деньги он передал в Швецию, и за это ему дали Нобелевскую премию». И вот такая несусветная чушь была опубликована в журнале, который выходил тиражом в несколько десятков тысяч экземпляров. На такую идиотскую выдумку был способен только Лернер.
Уже вышли десятки, если не сотни книг о Бродском: о его поэтике, о его жизни, изданы мемуары друзей, собраны его интервью, вышли альбомы с фотографиями в Ленинграде, Венеции, Нью-Йорке. Все эти материалы очень разные: профессиональные и дилетантские, достоверные и не очень, но всё это свидетельство огромного влияния Бродского на литературу, людей, да, пожалуй, и на всю нашу жизнь.
Евгений РЕЙН
Теги: Иосиф Бродский , Евгений Рейн
Поднимать руку на даму - плохо, очень плохо. Руки таким людям отрывать надо. Но когда на Тверской улице в Москве побили девушку, оказавшуюся директором популярной молодой поэтессы Веры Полозковой, это стало новостью не только удручающей, но и познавательной. Оказалось, у поэтов бывают директора.
Вообразите Лермонтова, докладывающего своему директору о ходе работы над поэмой "Демон". Представьте себе Есенина, сдающего авансовый отчёт по проекту «Москва кабацкая». Директор при поэте – нонсенс, нас же учили, что поэт – «беззаконная комета» и менеджменту не подвластен.
Хотя постойте – создал же в своё время Николай Гумилёв «Цех поэтов», а стало быть, чувствовал себя как минимум начальником цеха. Отсюда и до директора было недалеко.
Вспоминается и Владимир Маяковский: «Я себя советским чувствую заводом, вырабатывающим счастье». Заводу, само собой, нужен директор, и можно сказать, что в каком-то смысле у Маяковского с Лилей Брик был служебный роман.
Примером современного поэтического завода могла бы служить программа «Гражданин поэт» (Быков–Ефремов), в которой директорствовал настоящий, серьёзный менеджер Андрей Васильев – ну так там и предприятие было посолиднее иных заводов, пароходов или газет.
В основном же литература устроена нынче по иному принципу: множество мелких лавочек, в которых день-деньской тачают, ткут, лепят, стучат молоточками разнообразные кустари. Спускаемся по кривому Силлаботоническому переулку, направо – Верлибров тупик, невдалеке две тесные площади – Малая Проза и Большая Проза.
Приветствуется чёткая специализация. Вот здесь пишут об инопланетянах, а напротив – о лесбийской любви. Вот тут сочиняют стихи про серые девятиэтажки, а если вам нужно про пятиэтажки – второй поворот налево, и вы на месте.
Нередки тут семейные предприятия: муж поэт, жена прозаик. Или – жена поэт, муж критик. Порой смотришь – вроде бы жена у мужа директор, а иной раз кажется, что наоборот. Хотя в целом кустарю директор без надобности, кормить директора не на что.
А впрочем, некоторым поэтам директор бы и в самом деле не помешал. Например, если бы у Вероники Долиной, популярной поющей поэтессы, был хороший директор, то он бы не дал ей прославиться столь печально, как она это сделала в дни празднования 70-летия Победы над фашизмом.
Напомню, что Долина тогда взъелась на акцию «Бессмертный полк», обозвав её постановкой, а её участников – теми, кто «вытащил наружу все свои семейные грязные наследственные портянки».
Когда у людей, называющих себя либералами, спрашивают, почему они так ненавидят русский народ, те обычно отвечают, что вовсе не народ они ненавидят, а своих политических противников, мракобесов, погромщиков и вообще всяких невежественных людей.
Но в случае с «Бессмертным полком» такие отмазки не срабатывают. Видно же было, что люди вышли на улицу не в поддержку власти, не ради политических целей и тем более не потому, что они собирались кого-то громить, а просто потому, что они русские, что они ощущают связь своей личной истории с историей своей страны. Не почувствовать этого и выступить в привычном духе салонного социального расизма – непростительная глухота для русского литератора, тем более для поэта.
Не правда ли, парадоксальное явление: поэт, ненавидящий народ, на языке которого он пишет?
Был бы у поэта директор, он бы своим директорским умом сообразил, что это – маркетинговое самоубийство. Но директора нет, как нет и царя в голове.
И ладно бы, если бы речь шла о персонаже экзотическом, творце «искусства не для всех», который по внутренней сути своей в публике не нуждается. Но более чем странно, когда в брезгливо-элитарную позу встают авторы, ориентированные на массовую аудиторию, – как в песне поётся, «не великие таланты, но понятны и просты». То Борис Акунин, то Андрей Макаревич и вот теперь Долина.