В Москве на Садовом кольце несколько лет назад поставили памятник Бродскому работы скульптора Франгуляна, и мне кажется, что это удачный памятник. Во всяком случае, автор поймал позу, очень характерную для Иосифа.
Бродский преобразил жизнь своих друзей и даже недругов. Первый фельетон «Окололитературный трутень» появился в газете «Вечерний Ленинград» 23 ноября 1963 года. Его подписал и, видимо, самолично написал ответственный секретарь газеты Берман (псевдоним Медведев). И лет двадцать назад я в гастрономе на Невском встретил этого самого Бермана, которого я знал, потому что ещё в школьную пору работал в «Вечернем Ленинграде» внештатным репортёром. И Берман меня тоже узнал, отошёл со мной в сторону, такой довольно жалкий, опустившийся старик, и сказал мне: «Женя, вы же понимаете, что я написал тот фельетон не по своей воле. Меня заставили. Вы уж поймите, простите меня». Ну что я мог сказать?
И всё, чего касался Иосиф, тут же превратилось в некую историю и имеет свою ценность. Особенно это касается его книг. Я не так давно встречался с библиофилами, и они сказали мне, что книги, особенно ранние, с автографом Бродского уже давно стали библиографической редкостью.
А конец того персонажа, который охотился за Бродским и в конце концов организовал суд над ним с приговором о высылке, Якова Лернера, вообще был позорным. Я случайно узнал о нём довольно рано, ещё в студенческие годы. Я учился в Ленинградском технологическом институте имени Ленсовета, а Лернер в то время был там освобождённым председателем профкома, и уже тогда он постоянно устраивал разного рода аферы. Технологический институт был гигантским учебным заведением, в нём одновременно обучались двенадцать тысяч студентов, сотни преподавателей, профессура, технические сотрудники. В институте, как и полагается, существовало множество студенческих кружков – спортивных, литературных, театральной самодеятельности и тому подобное. В частности, драматический кружок иногда давал выездные представления и зарабатывал деньги, которые тратились на постановочные нужды. И однажды все эти суммы неожиданно исчезли, и одновременно исчез огромный отрез бархата, предназначенный для занавеса студенческого театра. Довольно скоро выяснилось, что всё это украл Лернер, которого тогда никакому суду не предали, а просто выгнали его из института.
Однако почти сразу, менее чем через год, он возник в организации «Гипрошахт», которая находилась в Дзержинском районе Ленинграда, и в этом же районе жил Бродский. Лернер стал там начальником народной дружины. И поскольку ему любой ценой необходимо было совершить карьерный прыжок, то он явился на приём к первому секретарю Ленинградского обкома партии Толстикову и предложил, что его народная дружина станет бороться не со стилягами и пьяницами, а с идеологическими противниками советской власти – диссидентами. Толстиков сначала даже не понял, о чём речь, и спросил: «А на какой закон ты собираешься опираться в этой своей деятельности?» – «Да к чёрту закон», – ответил Лернер. И тогда Толстиков сказал: «Ты давай проведи для начала что-нибудь показательное, а дальше будет видно – посмотрим, что из этого получится».
Я работал в это время инженером-механиком на заводе «Вперёд». И однажды меня вызвали в первый отдел, там находился Лернер, и он расспрашивал меня около часа. Однако я оказался неудобной фигурой – инженер завода, ходивший на работу к восьми утра, получавший зарплату и премии, а не тунеядец. И тогда он, видимо, понял, что искать тунеядцев на предприятиях смысла нет, а надо усилить поиски в хорошо известном ему Дзержинском районе. Вот так Лернер вышел на Бродского. Он стал за ним наблюдать и в конце концов арестовал Бродского в тот момент, когда Иосиф находился без работы, то есть вернулся из геологической партии и новой работы ещё не нашёл. И суд приговорил Бродского к пяти годам ссылки.
После этого достаточно быстро сам Лернер тоже был арестован. И я был на суде над ним. Ему предъявили поразительное обвинение: во-первых, он под своей фамилией издал три книги, которых сам не писал, будучи по сути абсолютно неграмотным человеком. Он просто купил рукописи и присвоил их. Он объявил, что был во время войны полковником контрразведки и это именно ему принадлежит идея ледовой Дороги жизни через Ладожское озеро. Однако довольно быстро выяснилось, что всю войну он провёл в Самарканде и работал в госпитале на должности «сестра-хозяйка» и уже тогда воровал лекарства, еду и комплекты постельного белья.
После войны он одно время был завхозом Ленинградского цирка и очень обижал зверей, недодавая им корм.
Потом Лернер где-то раздобыл чистые орденские книжки и выписал себе две дюжины орденов, в том числе орден Ушакова первой степени, которым награждают, как известно, за флотоводческие победы. Ему на этом суде дали шесть лет, но через полгода отпустили, и я его встретил в редакции газеты «Неделя» в Москве на Пушкинской площади. Он подошёл ко мне и спросил: «Тебе не нужен американский автомобиль, но без документов? Тут один дипломат продаёт «форд», а документы я тебе потом сделаю».