Литературная Газета, 6491 (№ 50/2014) - [18]

А тот – лишь серость принимать готов,

И нет ему ни счастья, ни покоя.

Все люди в жизни лишь карандаши,

И каждый сам свой путь прочертит...

Как грифель, этот мир кроши,

Набросок рая создавая вчерне.

* * *

Осень – красивые парки,

Листьев с дождём хоровод.

Осень – и двое под аркой,

Ищут, где выход и вход.

* * *

И тебе давно уж не двадцать,

Но готов ты всё так же влюбляться.

Вечность кончится ровно в двенадцать –

За секунду до личного счастья.

Анна ЗАРУБИНА

Поэт и автор-исполнитель. Дипломант Мос­ковского фестиваля поэтической песни «Как на горушке стояла Москва», обладатель диплома Государственного литературного музея «За поэтическое мастерство». Автор книги «Разбросаю стихи по свету» с музыкальным приложением «Подарю стихам по нотке», музыкально-поэтического альбома «И оглянусь».

Параллельная кривая

Высоты не боюсь я с детства

На ладони твоей не страшно.

Высоты не боюсь я с детства!

Позолотой Восток окрашен,

В сине-розовом…

Вижу маленьких человечков,

Суету и… большие слёзы.

Вижу, как принимает Вечность

Это озеро.

Помню, кажется, в прошлой жизни,

В это озеро погружаясь,

Я в себе находила сходство

С парусом.

И теперь, от волны солёной

Отдаляясь, я… распрямляюсь!

…А стоять на твоей ладони –

Радостно!

* * *

Остановиться. Посмотреть в глаза

Друг другу.

Вглубь проникнуть – узнавая,

И сердцем простучать, и осознать,

Что рядом – параллельная… кривая!

Судьба – с судьбой. Теплее, холодней –

Всё параллельно. Дальше – по спирали –

Витками, повторяемостью дней –

Взлёт радостей и долгий ход печалей…

Остановиться. И… не рассмотреть.

…Как трудно заживает след от пули!

Теперь – успеть. Подняться и успеть

Стать – снегом – в январе, дождём – в июле,

Сквозь сумерки пробившимся лучом,

Порывом ветра – в зной, и полным, новым,

От плевел отделившимся зерном,

Несущим во плоти живое слово...

И – радуйся, земля, когда оно

Со смелостью летит первопроходца!

…Я быстро брошу взгляд…

Туда, на дно

Чужой души бездонного колодца.

Я брошу взгляд. Тихонечко звеня,

Игольчатые звёзды мне сияют.

И плачу я, что выбрали меня.

И – только с этим плачем – прорастаю.

Теги: Пётр Дегтярёв , Андрей Галамага , Надежда Косова , Анна Зарубина

Без божества, без вдохновенья…

Маруся Климова. Моя <анти>история русской литературы. - М: АСТ, 2014. – 352 с. – (Без цензуры). – 3000 экз.

В местах общественных частенько попадаются странные типы, бросающие в прохожих ругательства, эти городские сумасшедшие обозлены на весь мир, им важно выплеснуть негатив или втянуть кого-то в орбиту своего гнева, но их, как правило, не замечают. Маруся Климова, чья книга "Моя <анти>история русской литературы" вышла в издательстве АСТ, действует схожим манером. Отрицательная приставка в названии и стилизованный штамп «Без цензуры» призваны предостеречь читателя – такому в школе не учат, всё предельно субъективно да ещё и изложено без обиняков – в общем, концепция книги вполне в духе времени. Тут же на обложке для наглядности приведена цитата: «Ваш Пушкин – идиот». Нате! Пощёчина общественному вкусу. Впрочем, это не ново. Даже простительно, когда с палубы корабля современности сбрасывает классика кто-то из талантливой молодёжи. Но Маруся Климова персонаж далеко не юный, однако продолжает эксплуатировать старые приёмы, как телевизионный комик с «бородатыми» репризами.

Маруся Климова – это, конечно, псевдоним, автор-фантом, взявшийся за перо герой воровского фольклора. Гротескному имиджу надо соответствовать, назвался хулиганом – изволь устраивать сцены, регулярно скандаль, эпатируй публику. Многие годы удобряла она поле петербургского андеграунда: устраивала фестивали декаданса, дружила с мастерами перформанса, издавала журнал «Дантес» и писала романы о «фриках» – то есть находилась в авангарде борьбы с буржуазностью и обывателями, готова была тусоваться до полной победы над мещанством.

С годами возрастает риск стать заложником образа, со всеми вытекающими. Когда образованная женщина в возрасте использует лексику пэтэушницы, то ей можно лишь посочувствовать. А ведь она удостоена французского Ордена литературы и искусства! Не куртуазно выражается кавалер, не изящно. Хотя удивляться тут нечему. Генезис этого нарочито шариковского языка станет очевидным, если знать заслуги Маруси Климовой перед галльской словесностью. В одной из своих ипостасей Маруся занимается переводами. Так, её стараниями переведён на русский почти весь Л.-Ф. Селин, она же возглавляет Российское общество друзей писателя. Поэтому уже не кажутся странными ежестраничные панегирики Селину в книге о русской литературе. Ядовитое творчество человеконенавистника Селина оказало несомненное влияние на язык его главного популяризатора, правда, причудливо преломившись: в своих штудиях Маруся стилизует письменную речь под бурчание парижского клошара с советским прошлым, при этом рассуждает на серьёзные темы с хлестаковской «лёгкостью необыкновенной в мыслях».

В книге, вопреки названию, фактически нет литературы и, конечно, никакой истории. Есть подобие мемуаров без чёткой хронологии, в которых воспоминания о суровом детстве и непутёвой юности автора, портреты фарцовщиков и наркоманов, сценки из заграничных вояжей и богемного закулисья перемежаются с апокрифами из жизни классиков. В стремлении «переосмыслить» прошлое и его героев Маруся не разбирает средств, не переживает за собственную репутацию (оно и понятно, это же говорит маска) и уж подавно не думает о тех, кто ответить не может. Маруся Климова из той породы, что не пожалеют ни мать, ни отца ради красного словца. Максим Горький, к примеру, напоминает ей «скошенным назад лбом», «коротким носом», «раскосыми хитрыми глазками» её дедушку-машиниста, а Тургенев своими «белоснежно-седыми» волосами, бородкой (sic!), «выразительными большими глазами»[?] её же бабушку. Кажется, постмодернизм у иных «адаптаторов» истории русской литературы – не метод, а диагноз.