Литературная Газета, 6480 (№ 38/2014) - [24]

– Конечно, мой интерес к русскому искусству не исчерпывается творчеством этих двух замечательных художников. В постоянной экспозиции Третьяковской галереи я видел работы Михаила Врубеля, и они произвели на меня неизгладимое впечатление. В пейзажах Левитана есть нечто, что делает их удалёнными от прямого копирования действительности, его живописный язык не полностью реалистичен – в них можно увидеть многое, что созвучно с китайской классической живописью.

– Врубель относится к символизму, и китайское искусство во многом символистично, привязано к мифологии с её удивительными и поэтичными образами. Это подтверждает ваша знаменитая картина 1982 года «Дух Хуанхэ». Но не кажется ли вам, что в наше прямолинейное время символы уже перестают читаться зрителем?

– Символы, к которым обращаюсь я, насчитывают в истории своего существования уже более двух тысяч лет. Например, орнаменты на расписной керамике неолитических культур, орнаменты на лаковых изделиях культуры царства Чу, на территории которого сейчас расположена провинция Хубэй, где я живу. Поэтому все эти символы, унаследованные у самой древней китайской культуры, современному зрителю остаются понятными естественным образом. Ничего не нужно дополнительно разъяснять, это язык нашего наследия, передающийся из поколения к поколению. Среди людей любого возраста и социального положения впитывание традиционной культуры Китая происходит с началом жизни, поэтому им несложно понять живопись тушью.

– Сейчас люди привыкли воспринимать информацию, поданную буквально и определённо, а на ваших картинах создана поэтичная картина мира: у зрителя перед ними эмоциональное настроение должно перерасти в философское осмысление. Вы не рассказываете о чём-то конкретном, а через образы природы вызываете состояние. Эта «информация» подана отстранённо, правильно ли её воспринимают?

– Я знаю два вида очень разных людей – с высоким культурным уровнем и не очень образованных, но и тот и другой оказываются способными к восприятию моих картин. Приведу в пример искусство эпохи Тан: оно было универсальным, поэтому его понимали как император и высокопоставленные чиновники, так и простой народ. Это искусство постепенно вбирало в себя культуру стран Средней Азии и других народов восточного региона, и было хорошо понятно на многих территориях очень разным этносам. Я ориентируюсь именно на такое искусство, чтобы с его помощью обращаться к людям.

Чжоу Шаохуа. «Дух Хуанхэ», 1982  

– Насколько вообще важно художнику, соблюдающему в своём творчестве традиционность искусства, найти общий язык с современной публикой?

– Безусловно, отклик зрителей лично для меня очень важен. В основном я работаю в классической технике китайской тушью, много работаю и с акварелью, а маслом писал мало – оно не даёт мне той свободы, что обеспечивает китайская тушь. Эта техника также говорит со зрителем на знакомом ему с детства языке. И китайская традиционная живопись, и русская традиционная живопись очень уважительно всегда относились к людям. Если говорить о европейской и американской традиции абстрактного искусства, то она адресована прежде всего меньшинству. Получается, что весьма незначительное число творцов всё представляет так, якобы они работают для большинства зрителей. Конечно, это очень сильное заблуждение, если оно у кого-то есть! Для меня же всегда было важным понимание моих работ зрителем, поскольку я убеждён, что искусство в истинной и глубинной основе своей по отведённой для него обществом роли предназначается всё-таки для большинства, а не для меньшинства.

– Сейчас весь мир удивляется феномену китайского «экономического чуда». Как на его фоне развивается национальная культура?

– Да, действительно Китай за последние годы в экономике набрал очень высокие темпы развития. Но параллельно с этим он переживает глубокий культурный кризис, который развивается также активно. И этот процесс начался ещё со времён японской оккупации Китая, когда у наших художников не было элементарной возможности пользоваться красками и бумагой, а самое главное – изучать традиционное искусство, перенимать опыт предыдущего поколения напрямую. Затем последовал не менее сложный период, когда мы сами уничтожали свою собственную культуру – от «культурной революции» пострадало очень много художников, писателей, учёных и памятников нашей трёхтысячелетней культуры!.. Сегодня экономика стремительно и успешно завоёвывает пространство, но современные китайские художники оказываются неспособными догнать в творческом проявлении наших предков, которые в искусстве достигли непостижимых для нас высот. Получается, что наряду с экономическим ростом культура на наших глазах продолжает очень многое терять…

– Когда в России случилась перестройка, наши художники стали охотно перенимать западный тип культуры, отказываясь от того, что имели и умели на родной почве. Но китайская культура страдает не от чужеродного влияния, а потому, что художникам приходится поднимать искусство «с нуля»?

– Однажды я преподавал русским студентам, которые приехали в Китай на практику. Я задавал им вопросы о русской литературе, изобразительном искусстве, и оказалось, что они очень многого просто не знают и не помнят – ни художников, ни писателей! Они ничего не знают о классическом искусстве. Точно такая же ситуация сейчас и с китайской молодёжью. Поэтому чаще всего молодые китайские художники обращаются к западному искусству, а это – постмодернизм, который агрессивно, нигилистически относится к мировой культуре. У постмодернистов позиция антикультурная. А культура – это дух искусства, это одна из наивысших точек человеческого развития!