Литературная Газета, 6474 (№ 31/2014) - [12]

Если бы всё было так просто, эта милая сказка осталась бы, несомненно, очень милой – но вряд ли превратилась бы в символ Финляндии. Практика показывает, что тексты, приобретшие столь большое значение, никогда не бывают простыми, в них всегда есть подтекст, несколько планов прочтения, которые открываются не сразу. Творение Янссон сродни «Винни-Пуху» Милна. Самая главная примета сходства: великолепная типичность идеальных образов – и вместе с тем тонкая ирония их обрисовки. Здесь есть Муми-папа, «непонятый герой», который может всё, если только захочет. Муми-мама, которая всех примет, всё поймёт и придумает, как защититься от чего угодно. Муми-тролль – прекрасный сын, который любит приключения, как любой мальчишка, ухаживает за девочкой, как настоящий джентльмен, но самую красивую и большую жемчужину всегда подарит маме. Фрёкен Снорк – идеальная невеста. Снорк, её брат, – совершенно образцовый педант. Снифф – очень маленькое и очень боязливое существо, распираемое огромной жаждой обладания вещами. Снусмумрик – лучший в мире друг, бродячий философ, которому принадлежат весь прекрасный белый свет, старая зелёная шляпа и губная гармошка. Зануда Хемуль, который мыслит квадратно-гнездовым способом и обыкновенно не видит дальше собственного носа (но иногда у него бывают наития). «Официальный философ» Ондатр, который, в противоположность влюблённому в бытие Снусмумрику, рассуждает исключительно «о тщете всего сущего» – но жизнь неизменно и весело обманывает его самые ужасные ожидания[?]

В этом всё дело: в сказках Туве Янссон (лучших из них) гармоничная система образов, которые пересекаются, противопоставляются, слаженно и сложно дополняют друг друга. Разумеется, Янссон умеет придумывать сюжеты. Взять хотя бы её опасности: они действительно заковыристые, разнообразные и убедительно-пугающие – но заканчиваются легко и почти всегда забавно. В Доме постоянно полно народу, и каждый занимается, чем хочет. Любая фантазия становится явью. «О, счастье быть Муми-троллем, который только проснулся и уже пляшет среди зелёных волн на восходе солнца!» – пишет восторженно Янссон, и голос этот доносится прямо из детства, когда только и возможно такое безоблачное счастье.

Нам в России посчастливилось иметь хороший перевод (В.А. Смирнова), который передаёт нюансы этого лёгкого, искрящегося мягким, тёплым юмором текста. Реплики персонажей скачут, как мячики в дружной игре, скачут всё выше, и для того чтобы как следует поймать некоторые из них, надо вырасти. Есть, разумеется, и воспитательное значение – как же без него. Янссон посмеивается над занудством и тщеславием, но не прощает лишь деспотизм и алчность. Её любимые персонажи – бессребреники, для них нет разницы между драгоценным камнем и стеклянным шариком – главное, чтобы вещь приносила радость. Единственный человек, которого терпеть не может благородный Снусмумрик, – парковый сторож, развешивающий всюду запретительные таблички.

Стоп-стоп. Но как же дисциплина? Разве книги не должны дисциплинировать детей? Это, по правде сказать, вопрос спорный. Муми-тролли дружелюбны, мягкосердечны, великодушны. Мир вокруг них гармоничен и уютен. И как бы ни была запутана личная жизнь самой Янссон, созданный ею Дол – место обитания очень хорошей и крепкой семьи, где все готовы прощать друг другу слабости, хвалить достоинства и принимать в свой круг ближних и дальних существ без малейшей неловкости. Может быть, поэтому книгу так любят дети. Они чувствуют: здесь их примут.

Татьяна ШАБАЕВА

Теги: Туве Янссон

Человек без лица

Михаил Елизаров - писатель, извините за неприличное слово, культовый. И, как всякий культовый писатель, – литератор весьма средних дарований. Бесспорен здесь лишь один талант – незаурядные способности имитатора. Впрочем, давайте по порядку.

АТАКА КЛОНОВ

Явление героя состоялось по всем канонам horror"а, когда размеренное течение жизни прерывается внезапным и немотивированным вмешательством потусторонних сил. Правда, при ближайшем рассмотрении выясняется, что нежить не ветром надуло: кто-то чем-то да грешен[?]

Топоров в пророческом экстазе прорицал: "Литературная Россия будет прирастать бывшим СССР". Насчёт бывшего СССР – это к бабке не ходи: ну где ещё в мире столько пишут по-русски? А вот насчёт прироста – большой вопрос. Ситуация скорее навевает уксуснокислые мысли о плановой убыточности. Ибо Россия импортирует из некогда братских республик трёхгрошовый трэш: из Белоруссии – Козлова, из Молдавии – Лорченкова. Самый внушительный объём поставок до последнего времени приходился на долю Украины: Факоffский, Адольфыч, Беседин… И, само собой, Елизаров, – Великий и Ужасный, в белом венчике из обгрызенных ногтей.

Необходимый исторический экскурс: Советский Союз активно протежировал любой национальной словесности – всякий кобзарь, ашуг или манасчи, способный с грехом пополам слепить два абзаца, автоматически получал аксельбанты гения. Россия попыталась реанимировать советское культурное пространство и установить над ним свою опеку. При этом был допущен существенный просчёт: в СССР законодательницей литературной моды была метрополия. Но к нулевым (а то и раньше) липтроцесс в метрополии сошёл на нет. «У нас есть писатели, но нет литературы», – констатировал Вик. Ерофеев. Свято место не бывает пусто: эстетическими ориентирами для бывших союзных республик (и кабы для них одних!) стали Уэлш, Паланик & Co. Атака клонов во главе с Елизаровым была более чем закономерна: за что боролись, на то и напоролись.