Литературная Газета, 6459 (№ 16/2014) - [18]

Ну, думаю, ладно, с кем не бывает, понос так понос. Читаю дальше, надеясь, что, когда диарейный процесс у главного героя закончится, то начнётся наконец какое-то повествование. Вы не поверите: дальше ничего не начинается – практически весь роман про это. Герой попадает в инфекционное отделение, потом у него якобы обнаруживают холерный вибрион и больницу закрывают на карантин. При этом запрещают пользоваться туалетом. И дальше автор с упоением описывает, как продукты жизнедеятельности больных транспортируются из больницы: «[?] В палаты поставили двойные контейнеры на колёсиках, типа мусорных, кубов на двести, и ящики с хлоркой. В контейнеры неуравновешенные желудочно мужики сваливали из суден продукты своей жизнедеятельности и засыпали хлоркой. Два раза в неделю, во вторник и пятницу, приезжал просто-напросто золотарь, дежурным больным выдавали специальные робы, те выносили параши с чёрного хода во двор, и золотарь <…> откачивал всё это хозяйство в цистерну. Предполагалось, что дерьмо впоследствии уничтожается с помощью негашёной извести, а робы стерилизуются ».

Весьма, весьма познавательно. И главное, очень уж достоверно, – вещь, похоже, автобиографическая. Что интересно, все основные персонажи этой мистерии поноса почему-то евреи – может, подобное недержание – национальная особенность… А редкие русские – непременно пьяницы. Хотя если разобраться – пьянство в данном контексте всё-таки лучше диареи, благороднее, что ли. Потому как происходит оно чаще всего от душевной драмы и не столь физиологично, как у героев инфекционки. Кстати, между приступами они ещё умудряются вести интеллектуальные беседы – об устройстве мира, о том, как плохо живётся в России, даже о Льве Толстом. В общем, интеллигенты – они и есть интеллигенты.

Ну какой всё-таки примитивный критик пошёл – ничегошеньки не понимает! Ни про то, что инфекционное отделение – это метафора нашего невыносимого дурно пахнущего мира (читай – России), откуда невозможно вырваться, где царствуют тупые санитары-каратели (читай – власть), ни про всяческие аллюзии (главврач-то в итоге сам оказался в злосчастном отделении, прямо «Палата № 6», ни больше ни меньше). Автор вообще неравнодушна к трём нашим классикам: к Пушкину, к Толстому и к Чехову. Повести, следующие за романом, называются прелестно – «Повести Зайцева». Одна из этих повестей – «Колода № 6», правда, там не про врача, а про гробовщика, и никакой трагедии, сплошной стёб. Один из персонажей романа исследует биографию Льва Толстого и связывает его решение об уходе из Ясной Поляны с белой горячкой, наступившей в результате беспробудного многолетнего пьянства.

Диарейная тема наводит на мысли о застарелых детских комплексах автора, однако пусть этим занимается психиатрия. Нас интересует другое. Возможно, диарея героев «Холеры» есть продолжение словесной диареи самого рассказчика. Рецепт выздоровления только один: молчание. Долгое и вдумчивое, такое, чтобы наступил окончательный словесный запор (перенимаю образный ряд автора).

Любопытны высказывания критиков, приведённые в начале книги. Вот что пишет Дмитрий Быков: « Боссарт, уверен я, писала свой парафраз «Чумы» Камю на современном русском материале ради тех метафизических, метафорических и сатирических возможностей, которые открывает тема. А вылился её фирменный горько-солёный гротеск в реализм такой силы и точности, что у читателя волосы дыбом встают ». Да, действительно встают дыбом, Дмитрий Львович, только не от гротеска и не от сатирических возможностей, открывающихся благодаря теме тотального поноса, а совсем от другого. От того, сколько потрачено драгоценного времени на написание оного произведения, а главное – зачем? Вот он – самый важный вопрос. Зачем это написано и зачем издано? Неужели чтобы получить какую-нибудь премию? Очень может быть. Тем более что многие из них даются авторам не за талант, а за обильное обливание помоями и иными продуктами жизнедеятельности страны, в которой они живут и от которой получают эти самые премии.

А вот как размышляет супруг Аллы Боссарт Игорь Иртеньев, тоже не брезгующий довольно часто употреблять в стихах слово «г…о». Видимо, дело семейное. Можно сказать – кредо. « Тот широко известный факт, что я являюсь мужем Аллы Боссарт, никоим образом не сказывается на художественных достоинствах данной книжки, где тонкая литературная игра сочетается с лихо закрученными сюжетами, декорированными яркой словесной тканью ». И тут я задумалась. А как бы, интересно, могло сказаться на достоинствах «Холеры» то, что Иртеньев является мужем Боссарт? Разве что лексикон у супругов одинаковый и темы их беспокоят сходные. Ну ладно, не будем отвлекаться. Пожалуй, с высказыванием Иртеньева можно согласиться. Литературная игра действительно налицо, только какое отношение она имеет к подлинной литературе? И не тонкая она вовсе, а совершенно топорная – всё про г…о да про г…о. Лихо закрученный сюжет? Это имеется в виду тот факт, что главврач в итоге сам угодил в больницу? Так это давно не ново (см. Чехова). И насчёт яркой словесной ткани супруг Боссарт явно погорячился. Хотя ткань в принципе и тусклой не назовёшь. Скорее – безвкусной. Да ещё и с соответствующим, идущим от измученных диареей персонажей запашком.