23 апреля исполняется 450 лет со дня рождения Уильяма Шекспира, Великого Барда, поэта и драматурга. Трагедия "Гамлет" считается самой известной в мире пьесой, количество постановок, переводов и объяснений которой не поддаётся исчислению. Это же можно сказать и о сонетах Шекспира. Самый известный из 154 сонетов - 66-й. Вот лишь три его интерпретации русскими поэтами.
Сонет 66
Зову я смерть. Мне видеть невтерпёж
Достоинство, что просит подаянья,
Над простотой глумящуюся ложь,
Ничтожество в роскошном одеянье,
И совершенству ложный приговор,
И девственность, поруганную грубо,
И неуместной почести позор,
И мощь в плену у немощи беззубой,
И прямоту, что глупостью слывёт,
И глупость в маске мудреца, пророка,
И вдохновения зажатый рот,
И праведность на службе у порока.
Всё мерзостно, что вижу я вокруг...
Но как тебя покинуть, милый друг!
Перевод Самуила МАРШАКА
Измучась всем, я умереть хочу.
Тоска смотреть, как мается бедняк,
И как шутя живётся богачу,
И доверять, и попадать впросак,
И наблюдать, как наглость лезет в свет,
И честь девичья катится ко дну,
И знать, что ходу совершенствам нет,
И видеть мощь у немощи в плену,
И вспоминать, что мысли замкнут рот,
И разум сносит глупости хулу,
И прямодушье простотой слывёт,
И доброта прислуживает злу.
Измучась всем, не стал бы жить и дня,
Да другу трудно будет без меня.
Перевод Бориса ПАСТЕРНАКА
Я умер бы, от всех невзгод устав,
Чтоб кровную не видеть нищету,
И веру справедливости без прав,
И праздного ничтожества тщету,
И не по чести почестей черёд,
И на цветущей девственности сор,
И силу, что калекою бредёт,
И совершенство, впавшее в позор,
И в соловьином горле кляп властей,
И глупость в облаченье мудреца,
И праздник лжи над правдою страстей,
И честь добра под пяткой подлеца.
Я умер бы, судьбы не изменя, –
Но что ты будешь делать без меня?
Перевод Михаила ДУДИНА
Теги: Уильям Шекспир - 450
Фото: ИТАР-ТАСС
Из ответов президента России в специальной программе "Прямая линия с Владимиром Путиным" (17 апреля 2014 г.).
О РУССКОМ НАРОДЕ
Что же всё-таки в основе наших особенностей? Эти особенности, конечно, есть, и в их основе, на мой взгляд, лежат ценностные ориентиры. Мне кажется, что русский человек, или, сказать пошире, человек русского мира, он прежде всего думает о том, что есть какое-то высшее моральное предназначение самого человека, какое-то высшее моральное начало. И поэтому русский человек, человек русского мира, обращён не в себя, любимого[?]
Хотя, конечно, в бытовой жизни мы все думаем о том, как жить богаче, лучше, быть здоровее, помочь семье... Но всё-таки не здесь у нас главные ценности, русский человек развёрнут вовне. Вот западные ценности заключаются как раз в том, что человек в себе сам, внутри, и мерило успеха - личный успех, и общество это признаёт. Чем успешнее сам человек, тем он лучше.
У нас этого недостаточно. Даже очень богатые люди всё равно говорят: «Ну, заработал миллионы и миллиарды, дальше что?» Ведь только у нашего народа могла родиться известная поговорка: «На миру и смерть красна». Как это так? Смерть – это что такое? Это ужас. Нет, оказывается, на миру и смерть красна. Что такое «на миру»? Это значит, смерть за други своя, за свой народ, говоря современным языком, за Отечество.
Вот в этом и есть глубокие корни нашего патриотизма. Вот отсюда и массовый героизм во время войн и самопожертвование в мирное время. Отсюда чувство локтя, наши семейные ценности. Конечно, мы менее прагматичны, менее расчётливы, чем представители других народов, но зато мы пошире душой. Может быть, в этом отражается и величие нашей страны, её необозримые размеры.
Я никого не хочу при этом обидеть. Ведь у многих народов есть свои преимущества, но это, безусловно, наше. В современном глобальном мире происходит интенсивный обмен: и генетический обмен, и информационный, и культурный, и нам, безусловно, есть что взять у других народов ценного и полезного, но мы всегда, сотнями лет опирались на свои ценности, они нас никогда не подводили, и они нам ещё пригодятся.
О РАЗНЫХ ТОЧКАХ ЗРЕНИЯ
Есть борьба мотивов, борьба точек зрения, но их же никто не мешает высказывать, за это же не хватают, не сажают, не упекают никуда, в лагеря, как это было в 1937 году. Люди, которые высказывают свою точку зрения, они, слава богу, живы, здоровы, занимаются своей профессиональной деятельностью. Но то, что они встречают отпор, то, что они встречают другую позицию и неприятие их собственной позиции... Вы знаете, у нас часть интеллигенции просто не привыкла к этому. Некоторые люди считают, что то, что они говорят, – истина в последней инстанции, и по-другому быть не может, и, когда они слышат в ответ иную точку зрения, это вызывает бурную эмоциональную реакцию.
Теги: Владимир Путин
Леонид Пинский. Шекспир. Основные начала драматургии. - М.: СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2013.– 623 с. (Серия: Российские Пропилеи). – 2000 экз.
Книга выдающегося филолога, специалиста по эстетике, истории западноевропейской литературы XVII–XVIII вв. возникла из небольшого популярного очерка о Шекспире. Пинский отмечает, что шекспировская драма отличается органичностью "внутренней формы", живое начало шекспировского жанра поэтически и духовно содержательно, а не «технично» и неотделимо от конкретной почвы культуры Возрождения. Концептуальным лейтмотивом творчества Шекспира стала популярная тогда идея «мира как театра». Производные от театральности начала Пинский рассматривает в связи с эволюцией магистрального сюжета. Это, по Пинскому, ключевая особенность шекспировских трагедий. Магистральный сюжет – судьба человека в обществе, возможности человеческой личности при бесчеловечном миропорядке. Действие строится на том, что герой на этой почве вступает с миром в конфликт, который приводит его через «трагическое заблуждение» к ошибкам и страданиям, к проступкам или преступлениям, совершаемым в состоянии трагического аффекта. В ходе действия герой осознаёт истинное лицо мира и свои реальные возможности в этом мире, в развязке погибает, гибелью искупая свою вину, очищается, освобождаясь от роковых иллюзий, – и вместе с тем утверждает во всём действии и в финале величие человеческой личности как источник её трагически «дерзновенной свободы». В книге почти отсутствует научный аппарат обычных исследований, в частности, указания на специальную литературу по отдельным вопросам, крайне редки ссылки на предшественников и полемика с ними. Автор считает, что такой способ художественного анализа более всего отвечает потребностям образованного читателя, интересующегося классическим памятником искусства.
