Литературная Газета, 6430 (№ 37/2013) - [13]

Его лучи, как жёлтая осока,

Небесный окружают водоём.

Мы за удачей больше не спешим,

Нас берег останавливает вязкий,

Волненье успокаивает ряска,

Касаясь мокрой зеленью души.

И каждый вечер, будто к алтарю,

Когда осины теплятся, как свечки,

Мы об руку идём с тобою к речке

Смотреть на уходящую зарю.

* * *

Занимается день несмело,

Под росою гортензий лики,

И, минуя созвездий блики,

Из-за леса пчела прилетела.

Она в небе дрожит на месте,

С притяжением клумбы споря,

И над флоксовым красным морем

Машет крыльями с ветром вместе.

Мир один у пчелы и растений,

И пчела, на ромашках гадая,

К медоносным цветкам припадая,

Замирает на пару мгновений.

Пчёлы любят и клевер, и мяту

И, об отдыхе мысли отбросив,

Золотистый нектар уносят

Прямо к солнечному закату.

Улетела пчела восвояси,

Летний день прикрывает веки,

И закат лепестки рудбекий

Золотистой пыльцой украсил.

* * *

За речкой неба солнечного нет,

За перелеском угасает вечер.

И сумерки набрасывают плед

Осинам потревоженным на плечи.

Прохлада лес захватывает в плен,

Укрылось солнце в туче одинокой,

Разволновалась верба над осокой

В зелёном сарафане до колен.

Спит синева на крыльях у стрекоз,

В реке волна замедлила движенье,

И шелестящий листьями рогоз

Созвездий наблюдает отраженье.

Преодолев туманов пелену,

Слабеют ветры, сбившиеся с толку,

И ночь, как лампу, вешает на ёлку

Над просекой неяркую луну.

* * *

Небес воображаемая горсть

Удерживает облако над лесом,

И солнце сквозь туманную завесу

Янтарной пижмы высветило гроздь.

Проснулись рощи, мокрые от рос,

На небе звёзды утренние вянут,

И в синеве над маревом поляны

Мелькают блики ветреных стрекоз.

Их привлекает пижма желтизной,

И, в облаке над полем зависая,

Они глядят, как август, угасая,

Последних дней растрачивает зной.

Ненастье, заслонившее закат,

На них дожди старается обрушить,

Но, как и прежде, согревает души

Стрекозам пижмы 

терпкий аромат.

По рощам бродит ветер непростой,

Сгущаются туманы над трясиной,

И омут под тревожною осиной

Приобретает осени настой.

* * *

Ветер рощи бередит,

Гонит волны вдоль Тарусы,

Вновь рябиновые бусы

Носит осень на груди.

За рекою берег крут,

Ближний берег невысокий,

Стебли тонкие осоки,

Набегая, волны гнут.

От рябин оторопев,

С осторожностью, без спеси,

Переходит речку месяц

По намеченной тропе.

Над излучиной крутой,

Купол звёздами украсив,

В голубой небесной рясе

Церковь Троицы Святой.

Звон разносится окрест,

Тишины не беспокоя,

И сияет над Окою,

Красоту венчая, крест.

После воли

Лев Толстой рядом со своим скульптурным портретом работы И. Репина

Недавно встретил знакомого доктора, лет уже за 50, который с какой-то воодушевлённой радостью и даже гордостью сообщил, что он, несмотря на занятость, перечитывает собрание сочинений Льва Толстого.

Я поинтересовался, почему наш доктор читает именно этого классика.

"Время пришло перечитать Толстого!" - ответил сельский врач.

«Почему вы так считаете?» – спросил я.

«Моральные принципы сейчас переоцениваются, и поэтому как никогда важны высокодуховные идеи Толстого. Не каждый в силах им следовать, потому что эта моральная «планка» очень высока. Но всё же необходимо стремиться к тому лучшему, что заложено в идеях Льва Николаевича, в частности к почти забытой идее социального равенства, взаимотерпимости, сохранения Бога в душе человека...»

А что читает в наше время основная масса читателей? Ясное дело, что вовсе не труды Толстого и других классиков.

В 1884 году Л. Толстой в своей статье «Речь о народных изданиях» говорил так: «Уже [?] лет 30 завелись люди, которые занимаются тем, чтобы сочинять, переводить и издавать книги для грамотного простонародья, – то есть для тех людей, которые и по малограмотности и по тому обществу, в котором они живут, и по бедности не могут выбирать книги, а читают те, которые попадают им в руки. Людей, таких издателей, – было довольно много и прежде – особенно развелось их много после воли, и с каждым годом, по мере того, как увеличивалось число грамотных, увеличивалось и число сочинителей, переводчиков и издателей, и теперь дошло до огромного количества. Сочинителей, составителей, издателей народных книг теперь бездна, но как было и прежде, так и теперь ещё не установилось правильное отношение между читателями из бедного народа и сочинителями и издателями. Как прежде чувствовалось, что тут что-то не то, так и теперь, несмотря на то, что масса книг издаётся для народа, чувствуется, что если не все эти книги, то большинство не то, что сочинители, составители и издатели не достигают того, чего хотят, и читатели из народа не получают того, чего хотят».

Чем-то это напоминает ситуацию нынешнего дня – книг много, но все ли полезны и интересны массе читателей, – причём крестьян среди этих читателей давно уже нет…

Лев Николаевич продолжает: «Сытые не знают, что давать, пробуют то то, то другое, и голодные, несмотря на свой голод, отворачивают носы от того, что им предлагают. Отчего это так? Я вижу только три причины: одна, что сытые не накормить хотят голодного, а хотят настроить голодного известным, для сытых выгодным образом; другая, что сытые не хотят давать того, что точно их питает, а дают только ошурки, которые и собаки не едят; третья, что сытые совсем не так сыты, как они сами воображают, а только надуты, и пища-то их самих не хороша».