Литературная Газета, 6428 (№ 35/2013) - [29]

«Страшная месть» за непослушание не только уже состоялась, а успела во мне как-то незаметно переродиться в очевидное чувство вины, а затем сочувствия и потом сострадания.

И в то же время именно сейчас ей предстояло сделать последний и решительный выбор: будить или… что – «или»? Не гнездиться же, поджав ноги, в «подбрюшье» моей гипотенузы?

И когда, вздохнув, она сделала первое движение всё-таки примоститься там, внизу, я, не «просыпаясь», перевернулся на левый бок и не только полностью освободил её половину, но и «щедро» отбросил за спину её законную часть одеяла.

Утром, за завтраком, она посмотрела на меня и сказала: «Я тебя люблю». Она говорит мне это каждый день. Хотя бы один раз, но говорит. Утром, днём (специально звонит на работу, чтобы донести до меня эту «новость»), говорит вечером. Сегодня вот за завтраком. В течение почти всех тех лет, что мы вместе, а ведь это уже не десять и даже не пятнадцать годин.

Вначале я отвечал ей с разной степенью дурашливого артистизма: «Врёшь!» На разные лады. Она даже не отшучивалась, а просто говорила: «Не вру. Правда». В те, начальные годы нашей жизни, я думал, что она это говорит, на самом деле подразумевая: «А ты меня любишь?» В смысле, спрашивала о себе, утверждая обо мне. И потому со временем я как-то, само собой, стал реагировать проще: «Я тебя тоже». Хотя, честно сказать, признаваться в любви каждый день – это не по мне.

А вот в последние годы я начал подозревать, что говорит она «я тебя люблю», как бы убеждая саму себя в том, что в этой фразе пока ещё не появился намёк на вопросительную интонацию. И это предположение стало меня беспокоить.

Сообщив свою сегодняшнюю «новость» о чувствах ко мне, она, смеясь, стала рассказывать о том, как накануне ночью пыталась лечь спать. Рассказала очень даже точно, но так добродушно, что всё в её рассказе предстало милым и забавным приключением.

Конечно, я не выдал себя. Не хватало, чтобы она почувствовала себя жертвой «выдающегося» педагогического, а главное – супружеского эксперимента!

Но сам я эту ночь забыть не могу. Помню, лежал тогда в темноте с открытыми глазами, слушал, как она уютненько и с облегчением уст­раивается под одеялом, и думал: «Может, правда любит?» По крайней мере я-то понял, что люблю ещё больше…

Теги: Владимир Куницын , современная проза

Деятельная вера

Святитель Игнатий Брянчанинов. Особенная судьба народа русского. - М.: Институт русской цивилизации, 2013. – 745 с. – Тираж не указан.

Епископ Игнатий Брянчанинов творил не в лучшие времена для Церкви. Он был пострижен в монахи в начале 1830-х, а наибольшего влияния достиг в годы расцвета нигилизма... Но не только открытые противники били по церковному сознанию. По словам свт. Игнатия, в те годы неверие и наглое насилие, назвавшись православием, сокрушали изветшавшую церковную иерархию в России, насмехаясь и издеваясь над всем священным. Вот как стоял вопрос! И вовсе не благостными были для Церкви времена классического XIX века, когда по всей стране возводились грандиозные храмы... Он искал и не находил примеры аскетического служения по образцу святых отцов Церкви. И тогда святитель решил поделиться с братьями собственным опытом, для чего и взял в руки перо. Главный его труд так и называется – "Аскетические опыты". «Это поприще деятельной веры», – утверждал отец Игнатий. Но в книгу, собранную в Институте русской цивилизации, вошли не только классические произведения святителя. Здесь мы найдём воззвания, речи, заметки и множество писем, в которых он откровенно делился сомнениями и наблюдениями. Главной его тревогой было охлаждение веры, которое отец Игнатий видел повсюду. Он предсказывал будущие беды России – не столько политические, сколько духовные.

Современник великих русских писателей, он старался следовать Пушкину в стилистической отделке своих писаний. А к гоголевским «Выбранным местам из переписки с друзьями» отнёсся с пастырской строгостью: писатель, по мнению святителя, перемешал свет с тьмой и среди многих правильных мыслей рассеял и немало ошибочных... Гоголь парировал некоторые упрёки, но в целом отнёсся к критике со смирением.

В 1860-е святитель Игнатий возвысил свой голос против спекуляций на тему освобождения крестьян. Официальные идеологи великих реформ объявили, что ликвидация «рабства» есть долг христианина. При этом понятие духовной свободы переносилось на представления о свободе гражданской... То есть христианские постулаты перекраивались в угоду реформаторам. Святитель приветствовал освобождение крестьян, считал его добрым делом, но зачем же поддерживать реформы ложным псевдобогословием? К тому же святитель предупреждал о революционной опасности: ведь во Франции под знамёнами братства укрепилась кровавая диктатура.

Он был уверен, что православная вера останется источником духовных сил народа и только твёрдость религиозных устоев поможет России выстоять. Идеологи того времени относились к таким стремлениям отца Игнатия со скепсисом. А епископ презирал мирские выгоды и не искал популярности – ни в читательских кругах, ни во властной элите. Все эти метания и публицистические баталии есть в новой книге из серии «Русская цивилизация».