Литературная Газета, 6392 (№ 45/2012) - [10]

"Москва была создана по небесному чертежу", - считает культуролог Рустам Рахматуллин

"ЛГ"-ДОСЬЕ:

Рустам Эврикович Рахматуллин (род. в 1966 г. в Москве) - российский писатель, эссеист, москвовед.

С 1998 года читает лекции по москвоведению и краеведению (региональной истории) в Институте журналистики и литературного творчества (ИЖЛТ).

С сентября 2012 года - преподаватель москвоведения в Московском архитектурном институте (МАРХИ).

На фестивале "Зодчество-2005" был награждён дипломом Союза архитекторов России за серию острых статей, посвящённых проблеме охраны памятников архитектуры Москвы.

Лауреат Национальной литературной премии "Большая книга" 2008 года (третья премия) за книгу "Две Москвы, или Метафизика столицы".

Лауреат премии правительства России в области культуры за книгу "Облюбование Москвы. Топография, социология и метафизика любовного мифа" (2010).

Лауреат премии имени Д.С. Лихачёва за выдающийся вклад в сохранение культурного наследия России (2010).

Один из основателей и координатор Общественного движения "Архнадзор".

- Рустам, наверное, этот вопрос часто вам задают, но тем не менее: когда вы почувствовали желание заниматься москвоведением, что пробудило у вас любовь к Москве?

- Восьмой класс, 1980 год, первый самостоятельный выход в центр города обитателя окраины, Лосинки. Конечно, и до этого был интерес, случались туры по месткомовским путёвкам с родительской работы, и я впечатлялся. Но именно с восьмого класса началось пошаговое изучение Москвы. На вопрос, что меня поразило больше всего, отвечаю всегда шуткой: иномарки. Поначалу я их вприглядку коллекционировал, и первым делом изучил топографию посольств. Если говорить серьёзно, то мне просто понравилось гулять по городу, захватило ощущение иного по типу пространства, которое почему-то - я тогда ещё не понимал почему - надо изучить.

- Известно ваше суждение о Москве как творении Божьем, а о Петербурге - как о человеческом. Что имеется в виду?

- Ну это начало книги "Две Москвы[?]", поэтому оно бросается в глаза. Речь шла о том, что Замысел о Москве может иметь некую предзаданную форму, а Замысел о Петербурге - нет. Это не означает богооставленности Петербурга. Можно привести простое сравнение с постройкой дачи. Вы можете дать архитектору готовую картинку из журнала, а можете предоставить ему свободу. В обоих случаях это будет ваш дом, вы в него въедете, не оставите его. Так вот, в Петербурге царю попущено быть богом, и Медный всадник - гений всего города. Об этом писал Николай Анциферов. В Москве же нет гения всего города. Никому не попущено быть демиургом Москвы, даже Ивану III, никакой царь Москве не Бог. Это означает, что Петербург строился без оглядки на небесный чертёж, а строить Москву без такой оглядки нельзя. Москву невозможно просто выдумывать, её нужно прозревать и воплощать. И поэтому, когда мы судим о Москве как о городе не вполне удавшемся, мы сравниваем его не с Петербургом или Прагой, а с другой Москвой. В нас живёт интуиция о другой Москве. В Петербурге человек поначалу свободен в творчестве города. Но изнанка этой свободы - наступающая однажды неподвижность, исчерпанность проекта.

- В связи с грядущей застройкой расширяющейся столицы какой, на ваш взгляд, главный принцип, которым необходимо руководствоваться, чтобы сохранить некую гармонию между старой и новой Москвой?

- Главное - не впасть в опричнину. Проблема не в расширении, а в раздвоении Москвы. Раздвоение - это и есть опричнина. Можно ввести термин "опричность", чтобы не сводить дело к одной грозненской опричнине. В чём тут дело? Если речь идёт просто о периферийном выбросе, протуберанце города, то это некое искривление, которое лечится. Но если вы проектируете на новой территории новый кремль, если выносите туда функции власти, - вы делите город в ядре. То есть следуете грозненской и петровской стратегии, создаёте нечто подобное Опричному двору или петровской Яузе, этому прото-Петербургу. В подтексте опричного бегства всегда москвофобия. Парадокс состоит в том, что на этот раз официальные мотивы раздвоения - москвофильские. Нам говорят, что старый город надо спасти от перегруженности, от пробок, от скопления административных учреждений, от уплотнения застройки, от вандализма и так далее. Но альтернативный кремль однажды может стать цитаделью фронды против Москвы. Во всякую опричнину Кремль оказывается фигурой страдающей. Вопреки известным строкам Ахматовой, в царском Кремле была невозможна тирания. Неспроста оба царя-тирана - Грозный и Пётр - бежали из него, чтобы свободно отправлять свою тиранию. Опричный двор помещался за Неглинной, в квартале нынешнего журфака МГУ, а Преображенский сыскной и пыточный двор - за Яузой. Двоение Москвы - трагическая константа её истории.

Простое расширение Москвы - другая история. Оно должно быть органическим, должно поглощать то, что стало Москвой по факту. Это уже застроенные территории, тяготеющие к ним земельные резервы и коммуникации. Согласно московской традиции расширение должно быть равносторонним. Увы, предложено векторное расширение, и это снова напоминает петровскую Яузу. Искривлённую фигуру города со временем снова придётся округлять, включая в состав Москвы всё новые площади. Но главное - не следует выносить из столицы столичные функции, это абсурдно по определению.