прошу прощенья у жука:
да обойдёт меня расплата!
Да не поставит мир жуков
вдруг точку на моей карьере,
и не вползёт ко мне в альков,
и не присудит к высшей мере.
Август, 2011
* * *
Пермь - быв. г. Молотов, ныне Пермь (из энциклопедии).
Я родился в городе Перми.
Я Перми не помню, чёрт возьми.
Железнодорожная больница.
Родовспомогательная часть.
Бытие пока ещё мне снится,
от небытия не отлучась.
Год военный, голый, откровенный.
Жизнь и смерть, глядящие в упор,
подразумевают неотменный
выносимый ими приговор.
Враг стоит от Волги
до Ла-Манша,
и отца дорога далека.
Чем утешит мама, дебютантша,
военкора с корочкой "Гудка"?
И, эвакуацией заброшен
на брюхатый танками Урал,
я на свет являюсь недоношен -
немцам на смех,
чёрт бы их побрал!
Я на свет являюсь - безымянный,
осенённый смертною пургой.
Не особо, в общем, и желанный,
но хранимый тайною рукой -
в городе, где всё мне незнакомо,
где забит балетными отель,
названном по имени наркома,
как противотанковый коктейль.
И у края жизни непочатой
выживаю с прочими детьми
я - москвич, под бомбами
зачатый
и рождённый в городе Перми,
где блаженно сплю, один из судей
той страны, не сдавшейся в бою,
чьи фронты из всех своих орудий
мне играют баюшки-баю.
Октябрь, 2011
* * *
К ночи, когда понесут трепачи
умные вздоры,
превозмогая усталость, включи
ящик Пандоры.
Не донесётся с полуденных стран
песня Хафиза,
но без усилий проломит экран
грудью Анфиса.
И во дворе, где с утра поддавал,
меряя граммы,
четырёхлетнюю тащит в подвал
зритель программы.
Будет сулить нам блага имярек,
ржачку - каналы.
Се - двадцать первый
продвинутый век
входит в анналы.
Здесь под фанеру вопит педераст,
млея от страсти,
и, на иное ничто не горазд,
ластится к власти.
И, не боясь угодить на скамью,
сердцем не жёсток,
не торопясь вырезает семью
трудный подросток.
Нам растолкуют, что твой Пуаро,
просто и прытко,
как проносила, спускаясь в метро,
бомбу шахидка.
И генерал, что страну известил
об инциденте,
не утаит, сколько весил тротил
в эквиваленте.
[?]Милая, выруби этот дурдом.
Дуй за заначкой.
Или ещё перечти перед сном
"Даму с собачкой".
Сентябрь, 2011
* * *
Как обычно, с шести до семи
по бульвару, что льнёт к переулку,
человек, не заведший семьи,
не спеша совершает прогулку.
Он по моде пострижен, побрит
и спасаем кашне от микробов.
Но пальто дорогое сборит
и, сдаётся, не чищена обувь.
О свобода от тягостных уз,
от житейской рутины и прозы!
О счастливец, не дующий в ус,
обожающий метаморфозы!
Он проходит наш бедный сыр-бор
без малейшей обиды и злости,
не имея в сей жизни опор
никаких,
кроме собственной трости.
Дни туманней, и даль золотей.
И, усевшись под вянущей ивой,
на играющих шумно детей
он взирает с тоскою брезгливой.
Мир прекрасен, не ясен итог.
И "жигуль" никому не завещан.
И глядит он, жалея чуток
всех его не приветивших женщин.
И, поднявшись легко со скамьи
(благо небо немного поблекло),
человек, не заведший семьи,
не спеша направляется в пекло.
Ноябрь, 2011
* * *
Отец уже три года не вставал.
Родня, как это водится, слиняла.
И мать, влачась, как на лесоповал,
ему с усильем памперсы меняла.
Им было девяносто. Три войны.
Бог миловал отсиживать на нарах.
Путёвка в Крым. Агония страны.
Бред перестройки.
Дача в Катуарах.
И мать пряла так долго эту нить
лишь для того,
чтоб не сказаться стервой, -
чтобы самой отца похоронить.
Но вышло так - её призвали первой.
И, уходя в тот несказанный край,
где нет ни льгот, ни времени,
ни правил,
она шепнула: "Лёня, догоняй!" -
и ждать себя отец мой
не заставил.
Они ушли в две тысячи втором.
А я живу. И ничего такого.
И мир не рухнул. И не грянул гром -
лишь Сколковым назвали
Востряково.
Январь, 2012
* * *
А дни впереди всё короче,
а тень позади всё длинней.
И нет ни желанья, ни мочи
разглядывать, что там за ней.
Ты думал, что ты астероид,
как свет воссиявший в ночи.
Но жизнь тебя быстро уроет,
стучи на неё - не стучи.
И совесть тебя до могилы
преследовать будет, как тать.
Но нет ни охоты, ни силы
печальные строки смывать.
Но нет ни ума, ни уменья,
спасая посмертную честь,
казаться в глазах поколенья
и лучше, и чище, чем есть.
Что было - проносится мимо
и тает в дали голубой.
И прошлое непоправимо,
о Господи, даже Тобой.
Я плод Твоего попущенья,
ввергаемый в этот бедлам.
Но Мне, - Ты сказал так, -
отмщенье,
и Аз - будь спокоен - воздам.
Август, 2011
