День морозный, дымы и свеченье.
Солнце ломится, стёкла круша.
И калёных иголок верченье,
и наверх улетает душа.
Здравствуй, день, повторенье удачи,
зачинанье забот и трудов!
Паровозов протяжные плачи
и рабочий настрой проводов.
Здравствуй, день, благодарный ребёнок,
неумелец, раделец, мастак,
оживанье поршней-шестерёнок,
телефонов мобильных и так.
Научи меня слову и делу,
государеву злому суду,
чтоб о бренном не помнило тело...
Чтобы только не в этом году.
* * *
Не молодости жаль - в ней нечего жалеть,
но юной простоты и жадности общенья,
подружек не моих, тех песен, что не спеть -
дурацких, молодых до слёз, до восхищенья...
Я вправду был тогда занудный человек
и верил напролом в немыслимые бредни.
Я верил, что любовь - однажды и навек,
а если ты любим - ты первый и последний.
Попроще бы мне жить, не мудрствовать, глупцу:
учиться танцевать, ходить на задних лапах.
Но, Господи, одно касанье по лицу,
один картавый зов, волос овсяный запах -
и брошу всё, вернусь и стану тем, кем был:
бирюк, анахорет, зато любимый ею!
Прости меня, я лгал - я тут, я не забыл.
Мне есть, о чём жалеть...
Я плачу. Я жалею.
* * *
Ты прости мне жары
и редеющий пух тополиный,
и безродный июль с обещанием скорых дождей.
Эти драные липы и эти жестокие глины
подмосковных посёлков -
жилища соседних людей.
Я не строил наш мир,
он достался мне в нынешнем виде.
Я бы, может, придумал чего-нибудь в нём
половчей.
Но что есть, то и есть,
и не будем за это в обиде,
потому что он наш, а ведь мог оказаться ничей.
Широко-широко нам глядится
в пространствах России.
Пусть седьмая, восьмая -
какая там доля земли?
Только жалко дождей:
так и бродят страною, босые.
И метели метелят, дороги-пути замели.
* * *
Любитель умозрительных утех,
поспешный чтец сомнительного чтива,
я рассчитался за себя и тех,
кого любил так гневно и строптиво.
Иду - нога уходит в грунт по рант.
Не удивляйтесь: да, я нынче в силе.
Лишь красота - посредственный талант,
который достаётся без усилий.
Платить за всё: за эту жизнь-товар,
за кровь с её набором лейкоцитов...
Я заплатил - и вот я нынче стар,
провизор вывел на рецепте "Цито".
Зато я в силе. В плотности письма.
В упрямстве знанья. В прочности потери.
Строка от жизни тащится сама,
а рифмы - глухопятые тетери...
И до того набиты закрома,
что я уже не затворяю двери.
* * *
Ночами крепко спят животные и звери.
Творению тепло в коровьей тесноте.
Ночами к ним Творец заглядывает в двери
и гладит мягкий пух у них на животе.
Пора и мне смежать, как говорится, вежды,
под бережной звездой досматривая сны,
в которых редкий свет удачи и надежды,
обиды прощены, сомнения ясны.
Проснёшься в темноте, а кинолента длится.
И ты обратно в сон, и снова поплывут
животных и зверей осмысленные лица.
И птицы, что без нас над временем живут.
«Где же твоя душа?»
ЛИТРЕЗЕРВ
Марья КУПРИЯНОВА
Родилась и вот уже 20 лет живёт в Москве, учится в Литературном институте на семинаре Олеси Николаевой. Публиковалась преимущественно в сетевых литературных ресурсах. Пишет песни, в данный момент работает над созданием собственного музыкального проекта.
Ишь-гора
Как у нашей старшей поступь была тверда,
на стене с плаката скалилась рок-звезда,
по углам - холсты, пылища и провода,
в дневнике пятёрок стройная череда.
Так бы жить да жить, вот только стряслась беда,
как-то утром она пропала невесть куда.
недоела завтрак, не убрала постель,
побросала в сумку масляную пастель,
прогуляла школу, вечером не пришла.
Через месяц мы занавесили зеркала.
Как у нашей средней волосы - шёлк и лён,
и в неё всё время кто-нибудь был влюблён.
возвращается к ночи, тащит в руках цветы,
в институте - опять завал и одни хвосты.
как-то мать закричала - "чёрт бы тебя побрал!",
вот она и ушла отныне в глухой астрал,
целый день сидит, не ест и почти не пьёт,
со своей постели голос не подаёт.
а когда уснёт - приснится ей Ишь-гора,
а под той горой зияет в земле дыра,
а из той дыры выходят на свет ветра,
да по той горе гуляет её сестра.
в волосах у неё репейник, лицо в пыли,
а кроссовки - что затонувшие корабли,
и она идёт, не тронет ногой земли,
обернётся, глаза подымет - испепелит.
Становись водой, говорит, становись огнём,
мы с тобою тут замечательно отдохнём,
тут котейка-солнце катится в свой зенит,
тут над всей землёй сверчок тишины звенит.
тут ночами светло, да так, что темно в глазах,
оставайся всегда во сне, не ходи назад.
Как для нашей младшей песни поёт сова,
колыбель ей мох, а полог её - листва,
у неё в головах цветёт одолень-трава,
ни жива она, наша младшая, ни мертва.
танцевали мавки с лешими под окном,
увидали крошку, спящую мирным сном,
уносили на ночь деточку покачать,
покачали - стало некого возвращать.
баю-баю, крошка, где же твоя душа?
потерпи немножко, скоро начнёшь дышать.
унесли понежить - видишь, опять беда,
баю-баю, нежить, в жилах твоих вода.
ребятёнок милый, глазки - лазорев цвет,
не страшись могилы, мёртвому смерти нет.
Колыбель ветра качают на Ишь-горе,
и встаёт сестра, и машет рукой сестре.
Мама, мама, мне так легко и слепит глаза,
на ладони сверкает пёстрая стрекоза,
здесь застыло время, время вросло в базальт,
и мне так обо всём не терпится рассказать.
тут тепло, светло, у вас не в пример темней,
