За этими открытиями стоит многолетняя вдумчивая работа Ломоносова с большим числом разнообразных источников, и в первую очередь отечественных.
К целенаправленному изучению источников Ломоносов приступил в период обучения в 1731-1735 гг. в Славяно-греко-латинской академии, где, по его воспоминаниям, "в свободное от учения время сидел[?] в семинарской библиотеке и не мог начитаться". В те же годы он заинтересовался одной из главных проблем нашей истории - варяго-русской. Осенью 1734 г., когда Ломоносов находился в Киеве и упражнялся "в чтении древних летописцев и других книг, написанных на словенском, греческом и латинском языках", его пристальное внимание привлекло в рукописи Киево-Печерского патерика сообщение о Варяжской пещере. Со временем интерес исследователя к варягам будет только возрастать. Подтверждением тому служит покупка им в феврале 1740 г. во Фрейберге "Истории о великом княжестве Московском" шведа П. Петрея, вышедшей в 1614-1615 гг. в Швеции и в 1620 г. в Германии. И была она куплена из-за слов её автора, впервые прозвучавших в истории: "От того кажется ближе к правде, что варяги вышли из Швеции". А эти слова, по оценке немецкого историка Г. Эверса, "простодушного пустомели Петрея", положили начало норманской теории, к середине XVIII в. уже приобретшей в Европе значительное число адептов.
Вернувшись из Германии на родину, Ломоносов с головой уходит в проблемы химии и физики. Но при этом он активно занимается изучением русской истории. И знаменитая дискуссия 1749-1750 гг., инициированная речью Г.Ф. Миллера "Происхождение народа и имени российского", с которой он должен был выступить на торжественном собрании Академии наук, показала высокий уровень знания и понимания начальной истории Руси Ломоносовым. Категорически не приняв речь Миллера (именуемую ещё "диссертацией"), учёный констатировал, что она, поставленная на "зыблющихся основаниях", "весьма недостойна, а российским слушателям и смешна, и досадительна, и, по моему мнению, отнюдь не может быть так исправлена, чтобы она когда к публичному действию годилась".
Такой отзыв часто интерпретируется в связи с поверхностным знакомством с материалами дискуссии и самой её темой весьма неверно. Хотя правоту Ломоносова в оценке сочинения Миллера подтверждают заключения академиков немцев И.Э. Фишера и Ф.Г. Штрубе де Пирмонта, одновременно с Ломоносовым также категорично отказавшихся видеть в нём научный труд и возражавших на каждую страницу доклада. Так, Штрубе де Пирмонт пришёл к выводу, который буквально совпадает с заключением Ломоносова, что, "по моему мнению, Академия справедливую причину имеет сомневаться, пристойно ли чести её помянутую диссертацию публично читать и напечатавши в народ издать". В полном согласии с Ломоносовым говорили много лет спустя А.Л. Шлецер и А.А. Куник. И эти два немецких историка, два наиболее ярких представителя норманской теории, очень много сделавших для её упрочения в науке и общественном сознании России и Западной Европы, также весьма резко отметили научную несостоятельность речи Миллера: первый охарактеризовал многие положения диссертации как "глупости" и "глупые выдумки", а второй коротко назвал её "препустой".
Критикуя норманизм Миллера, Ломоносов вместе с тем предложил своё видение варяго-русского вопроса, повторив его в "Кратком Российском летописце" и в более развёрнутом виде представив в "Древней Российской истории". А это говорит о том, что он задолго до 1749 г. во всех деталях, высказанных во время дискуссии и лишь отточенных в последующих трудах, продумал концепцию начальной истории Руси, увязав её героев - варягов и русь - с Южной Балтикой, где проживали славянские и славяноязычные народы. И этот вывод подтверждают многочисленные отечественные и иностранные источники, огромный археологический, антропологический, нумизматический и лингвистический материал.
К историческому наследию Ломоносова принадлежат также "Краткий Российский летописец" (1760) и "Древняя Российская история" (1766), сыгравшие в своё время весьма важную роль в разработке русской истории и в приобщении к ней самого широкого круга читателей. Так, "Краткий Российский летописец", которым, по словам П.А. Лавровского, "добросовестнейшее трудолюбие" Ломоносова создало "остов русской истории", руководство по истории, какого "не предлагала тогдашняя литература", был настолько востребован российским обществом, что с 1760 по 1775 г. вышел тремя изданиями и "большим для того времени общим тиражом - 4200 экземпляров" (но тиража всё равно не хватало, и книгу переписывали от руки). И он сразу же стал учебником, по которому несколько поколений наших соотечественников изучали историю своей Родины от первых известий о славянах до Петра I включительно. По нему начинала знакомство с русской историей и заграница: в 1765, 1767, 1771 гг. книга увидела свет на немецком, в 1767 г. на английском языках (в предисловии английского издания отмечается, что она написана одним "из самых одарённых и ученейших людей" России).
Историк Ломоносов всемерно осознавал острейшую необходимость создания для мужавшей России её полноценной истории, чего так настоятельно требовали время и грандиозные задачи, которые ей предстояло решать во всех сферах своей жизни.
