Литературная Газета 6335 (№ 31 2011) - [66]

* * *

По сей день не ощущаю его отсутствия. Поначалу словно обида была: зачем ушёл? Не поговоришь, не спросишь. Жена его Виолетта, разбирая Серёжины бумаги, в самых неожиданных местах – под кроватью, за шкафом, в кладовке – с удивлением находила его неопубликованные стихи. Многие выглядели законченными. Не нравились ему? Но они были прекрасны. Виолетта публиковала эти стихи. Выходили книги. Тогда за книгу стихов хорошо платили. Она сводила концы с концами. Мне казалось, Серёжа с Того Света помогает своей любимой семье.

Замечала в Орлове интересное соединение неуверенности в себе с уверенностью в себе. Фронтовики много выступали с трибун. Рассказывали, как бились с врагами. О своих подвигах говорили. Не видела, не слышала Орлова в такой роли. Он не любил говорить со мной о войне, уверенный в том, что женщине о плохом лишнего знать не нужно.

В военных стихах был конкретен, точен, но военные стихи его часто выглядели не по-военному, без ложного пафоса.

Это очень похоже на дом,

Можно, сидя на хвое, вздремнуть.

И танкист задремал над огнём,

Улыбаясь устало, чуть-чуть.

Чувство всемирности, глобальности мироощущения также всегда ощущалось в его стихах. Это и знаменитое «его зарыли в шар земной», и другие строки:

Идут солдаты, от сапог

До плеч белы в пыли,

Среди исхоженных дорог

По лону всей земли.

Была в его стихах особая задушевность, домашность, пусть даже о войне. Думаю, врагов у него в литературном мире не было. Хотя как знать. Может, ко мне его враги не подходили, понимая, что сочувствия не встретят. Ему не нужно было ничьё сочувствие, зато сам всем сочувствовал.

– У Леонида теснота в квартире, пятеро в двух комнатах.

– А у тебя сколько?

– Шестеро в двух. Но я привыкший. Тесней, чем в танке, не будет.

Лицо танкиста любили поэтизировать его друзья, поэты и при жизни и после неё.

«Был в юности, как бронза, обожжён,

Навылет ранен временем свинцовым».

Сергей Давыдов

«Лицо красивое, как время».

Марк Максимов

«Думал ли, ведал ли смолоду,

Весь изувечен войной,

что через отчую Вологду

улицей ляжешь одной?»

Олег Шестинский

Все, кто знал и любил его, вспоминая Сергея, непременно говорят и пишут про обожжённое лицо, в котором я спервоначалу не увидела никакой обожжённости, хотя она была очевидна. Он смотрел навстречу так открыто и заинтересованно, улыбался так радостно, что могло бы показаться, всю жизнь мечтал об этой встрече, хотя было всё далеко не так. Орлов читал мои стихи в периодике, к некоторым из них у него были претензии, и он мгновенно воспользовался возможностью их высказать.

– Почему ты, Лариса, в своём преуспевающем стихотворении «Русские имена» пишешь:

«Нет, не из шёлка, не из ситца,

а из сурова полотна,

что на хозяйстве пригодится,

в России шиты имена»?

Это надуманная метафора. Имена не шьют, ими называют.

Не зная, как отпарировать ему, интуитивно почувствовав, что нападение – лучший способ обороны, я ответила:

– Почему ты, Серёжа, в своём знаменитом стихотворении пишешь:

«Его зарыли в шар земной,

А был он лишь солдат»?

Это надуманная метафора. Зарывают не в шар, а в могилу.

– Молодец, – засмеялся Орлов, – за словом в карман не полезешь.

Вечером, вспоминая весь день и главное в нём – встречу с Орловым, я не без удовольствия отметила: он процитировал мои стихи. А также ощутила, без всяких на то оснований, что в литературном мире мне не будет одиноко, пока он поблизости. Надёжность – черта его характера.

* * *

Эпизод с «антиисторизмом» в моей жизни связан с Орловым. В начале 70-х в издательстве «Современник» лежала подготовленная к изданию книга моих стихотворений «Одна земля – одна любовь». Вдруг узнаю, что из неё не цензура даже, а редактор (ещё до отправки в цензуру) выбросил все стихотворения на исторические темы. Почему? В «Литературной газете» появилась огромная статья доктора исторических наук А.Н. Яковлева под названием «Против антиисторизма», огнём разоблачения целиком направленная на тех, кто позволяет себе подчёркнутую преданность темам об истории России. Не моя задача разбирать здесь эту статью. Обо мне в ней речи не было, но издательства в страхе, а точнее, в подобострастии к партийному начальству стали шерстить на предмет «антиисторизма» ещё неопубликованные книги. Своими стихотворениями на исторические темы я дала в издательстве «Современник» формальный повод без согласования со мной выбросить из рукописи всё, что начальству в ЦК могло бы показаться антиисторическим.

Орлов в это время жил в Москве и работал секретарём Союза писателей России. Большой чиновник. Еду к нему. Захожу в кабинет. Рассказываю. Он не спрашивает, какие стихи. Не просит предоставить их ему на прочтение. Садится со мной в машину. Едем в издательство. Молчим. В дороге соображаю: могу крепко подвести его, он не знает, какие в моей рукописи стихи, – там есть к чему придраться идеологам. Перед дверью в кабинет редактора прошу Сергея посидеть и подождать. Я же не просила его ехать со мной. Говорю, что сама справлюсь, а если не справлюсь, позову его. Не возражает. Садится в тёмном коридоре.

Выдаю редактору по полной программе: не имел права, не поставив меня в известность, выбрасывать стихи, как падаль, обязан был сообщить мне о своих претензиях к каждому стихотворению. Требую вернуть всё на место.