Литературная Газета 6331 (№ 27 2011) - [9]

Конечно, объектом изучения этих систем будут и провалы, и дефекты проекта и его реализации – они нередко органично связаны с достижениями. Знать это всё надо не для политической борьбы и не для того, чтобы упиваться ностальгией. Чрезвычайной стала задача инженерная и прагматическая: Россия живёт на этих унаследованных от СССР системах и других уже не построит – денег не хватит, да и не дадут ей такого шанса. Её толкнут в коридор анклавного развития – оазисы модерна и постмодерна, окружённые беднотой, архаичным хозяйством и трущобами. РФ уже бредёт по этому пути. Чтобы уцелеть и встать на ноги, Россия должна эти советские системы, изуродованные реформой и воровством, быстро привести в рабочее состояние и срочно модернизировать. Они на нынешнем этапе развития – лучшее из возможного, что путём перебора всех вариантов отобрали или усовершенствовали в ХХ веке наши учёные и инженеры, все труженики.

Знание об этих системах в очень малой степени формализовано в учебниках, оно быстро утрачивается с уходом стариков, которые эти системы строили и лелеяли. Надо упросить этих стариков выговориться, перевести их рассказы на современный язык и создать курсы ликбеза, чтобы это знание распространить. Трудно это сделать при нынешнем режиме, который эти системы оболгал и этих стариков оскорбил, но надо.

Незнание систем, собственниками которых стала российская «буржуазия», тупость её «менеджеров» поражают, но не более чем всё остальное в нашей новейшей истории. Все мы в целом поразили мир. Тут можно согласиться с Чаадаевым: Россия как будто создана, чтобы давать миру уроки того, как нельзя поступать. Кому отдали блестящие творения национальной культуры – париям советского «дна»! Они не только не знают и не понимают социальных и производственных систем, они их ненавидят, ибо они – экзистенциальные антиподы творчества и созидания.

4. Те, кто возьмётся за восстановление России, должны видеть её как цивилизационную целостность («историческую Россию»). Это не значит, что надо вновь собрать породнённые народы в одну политическую систему типа СССР – формы государственных образований сейчас быстро развиваются, разнообразие конфигураций увеличилось и ещё будет увеличиваться. Речь о том, что большая система (хозяйственная, военная и культурная) даёт всем участникам очень большие преимущества. Потому так и старались расчленить СССР.

Все осколки СССР тяготеют к разным формам интеграции (кроме Прибалтики, да и та колеблется). Как только Россия вылезет из ямы, этот процесс пойдёт с ускорением. Но для этого надо знать, что происходит в постсовет­ских республиках, как они пережили реформы, какие новые формы жизнеустройства испытали. Все они накопили ценный опыт, исходили много путей и тропинок, с разных сторон изучили и Запад, и Восток. Все они по-своему оценили прошлое. Это знание – большое богатство. Нас от него отводят скандалами и банальными репортажами, а для работы требуется знание инженерного типа – беспристраст­ное и точное.

Вообще надо исходить из того, что нельзя вливать новое вино в старые мехи. Старые формы надо изучать и знать, но вернуться в них нельзя, восстановление России – это строительство, в нём традиция должна дополняться интенсивным творчеством. Возрождение надо понимать как новое рождение, а не оживление усопшего. Кажется, это почти все прочувствовали, но раз за разом появляются программы, главный мотив которых – ностальгия по прошлому. Они греют душу, но организующим действием не обладают, их нереальность очевидна.

Это напоминает проблему отношения к Сталину. Многие его чтят, но мало кто видит смысл в дебатах на тему «что бы сделал Сталин, явись он сегодня». Сталин явиться сегодня не может, он выполнил свою миссию потому, что его мышление, его слова и образ действий входили в резонанс с задачами и условиями его времени, с культурно-историческим типом человека, который тогда держал Россию. Кончилось то время, и Сталин ушёл вместе с ним. То, что мы тогда начали дёргаться туда-сюда, уже наша вина (точнее, беда – шла смена культурно-исторического типа, но не готовы мы были к таким изменениям, да и сам Сталин его не предвидел).

В общем, молодые мыслители и аналитики должны создать новое обществоведение для России. Не получим мы его ни от заслуженных академиков, ни от западных либералов и постмодернистов, хотя знать их надо. У нас свои болезни, и надо искать свои лекарства. Надо ещё удивляться, как ловко мы барахтаемся двадцать лет без всякого сопровождения общественной науки. Инстинкты, что ли, выручают? Но кочка наша уже погружается, а двигаться без компаса в таком тумане нельзя.

Наконец, крах СССР показал нам ещё один важный изъян нашего интеллектуального оснащения, который давно пора было бы выправить, но всё руки не доходят – то Чубайса надо ругать, то Кондолизу Райс. Мы традиционно считаем, что люди и их сообщества – очень устойчивые системы (в культурном отношении). Это даже казалось чуть ли не природным свойством. Если речь шла о советском человеке, то были уверены, что он обладает такими-то и такими-то качествами и на них можно рассчитывать. Эту устойчивость мы очень сильно преувеличиваем. Люди и их общности гораздо подвижнее, чем мы думаем. Были советские, а промыли им мозги всего-то года за три, и их как подменили. Рабочие стали поддерживать идею приватизации – чудеса!