Литературная Газета 6322 (№ 18 2011) - [21]

Герой романа возвращается в родной город, но уже в качестве гостя. Да и Баку оказывается совсем иным – не таким, каким тот запомнил его прежде. Ключевой эпизод для понимания происходящего герой фиксирует в одном из неотправленных писем из Баку в Москву: он идёт по улице и случайно видит два грузовика и сидящих в них парней, которые отправятся на линию фронта, воевать с армянами. И он отчётливо понимает, что обратно вернутся от силы два-три человека, а если бы он не уехал в Москву, то легко мог оказаться в этом грузовике. Последующей за этим замечанием фразой: «Из всех разновидностей безучастных людей мы с тобой, Нина, самые страшные, потому что отворачиваем глаза» – он определяет себе место в этом городе: теперь он окончательно стал ему чужим.

Его Баку иной – это Россия Набокова, сознательно реконструируемая в художественном творчестве. Но Набоков отказался от возможности разрушить собственный миф – вернуться в город, изменившийся до неузнаваемости, и понять, что ему нет в нём места. Мамедов же даёт возможность своему герою пережить и эту боль утраты ориентира, когда герой оказывается чужим везде – и в неуютной Москве, и в новом Баку со следами пуль на жилых домах и перестрелками по ночам. Его герой – дважды чужак. Московские сюжеты рассказов и романов связаны именно с этим освоением пространства, перениманием привычек, попыткой героев закрепиться в городе через романы с местными женщинами, неудачные браки, разные работы, новые знакомства. И здесь понятно, что нет смысла выискивать автобиографические аналогии между героем и автором: для него имеет значение один роман – героя с городом.

Писатель не фиксирует своё внимание на том, что же в действительности происходило в городе, на фактических исторических изменениях. Он не даёт однозначных оценок действиям властей. Всё это уходит на периферию, на первом плане – внутренний мир рассказчика, его переживания, его взгляд на мир, его сюжет. И в повести «На кругах Хазра», и в романе «Фрау Шрам», самых показательных в этом отношении текстах, где внешний сюжет связан с серьёзными геополитическими изменениями, историю замещает любовная тема, связанная с главным героем. Политика, «объективная реальность», проявляется лишь в эпизодах, фразах, воспоминаниях героя, его мыслях: «И я представил себе те ночи, распоротые криками, как животы животных, небо слепое, без звёзд, простроченное пунктирами трассирующих пуль… Ирану, ползающую на коленях. Как не хватает ей тела, чтобы накрыть собою дочь и сына» («Фрау Шрам»).

Утрата этого внутреннего ориентира, точки отсчёта, заставляет героев возвращаться в родной город, сравнивать настоящее и прошлое и пытаться хоть как-то запечатлеть прошлое, хотя бы в рамках собственной судьбы, как у Набокова в «Других берегах». Баку Мамедова – несуществующий город, исчезнувший навсегда, подобно Атлантиде, опустившейся под воду: «Я не стал ей говорить, что вижу по ночам другой Баку, город с большой буквы, которого уже и в помине нет, который только у Марика на его фотографиях; я не стал ей говорить, что разлука моя с любимым городом – разлука навсегда» («Фрау Шрам»).

Подобно любому мифу и мифологическому повествованию, проза Мамедова имеет свои пространственные пределы, но существует как единое целое: тексты взаимодействуют между собой, связанные «темой, настроением, стилем письма», порождая миф Города и человека, живущего в нём. Автор воссоздаёт его по мельчайшим деталям разных сюжетов о знакомых читателю нескольких героях, смещая акценты то в одну, то в другую сторону. Это не эпос, не героическое повествование, скорее, наоборот, это история людей, переживших гибель Империи, оказавшихся на её задворках. Возможно, поэтому для Мамедова так ценны воспоминания об участии в путче и обороне Белого дома в Москве. Возможно, именно поэтому его герой, уже разочаровавшийся в этих событиях, так часто о них вспоминает – эти события дают возможность разобраться и понять характер героя Мамедова. Ведь, как справедливо отметил сам автор, «история знает и помнит имена пророков и праведников, но имена просто порядочных людей, на которых во все времена, особенно когда рушатся империи, держится мир, в лучшем случае помнят только могильные плиты». Автор спасает своих героев от забвения, даёт им жизнь в прозе, подобно любимому Ремарку или Хемингуэю, жизнь «потерянного» советского поколения людей, утративших свою родину и не способных её вернуть никогда.

Марта АНТОНИЧЕВА, САРАТОВ

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

Варвары в Арсенале

Литература

Варвары в Арсенале

РЕПЛИКА

XVIII фестиваль свободного стиха проходил в апреле и мае в Арсенале Нижегородского кремля. Перед входом в зал в книжной лавке лежали лист­ки с такой «шапкой»: «Министерство культуры Российской Федерации, Приволжский филиал Государственного центра современного искусства, оргкомитет фестиваля свободного стиха». Далее следовали имена устроителей и участников: Е. Прощин, А. Курицын, П. Арсеньев, Д. Файзов, И. Дацкевич, А. Филатов, О. Грачёва (из её стихов резко и невинным голоском выломились в микрофон такие строки: «С тебя – презервативы, с меня – пиво»), Ю. Орлицкий, Д. Давыдов и неизменный Д. Кузьмин.