Литературная Газета 6322 (№ 18 2011) - [20]

Через два года, в 1991-м, Макс Фриш действительно умер.

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 2 чел. 12345

Комментарии:

Город, незнакомый до слёз

Литература

Город, незнакомый до слёз

ПЕРСОНА

Афанасий Мамедов родился в Баку. Учился в Бакинском институте искусств, техникуме советской торговли, Литературном институте, перепробовал множество профессий. Автор книг «Хазарский ветер», «Слон», романа «Фрау Шрам», повестей, рассказов, критических эссе. Финалист премий имени И. Бунина, «Ясная Поляна», «Книга года», «Русский Букер». Лауреат премии имени Юрия Казакова (лучший рассказ года), премии журнала «Дружба народов» (дважды). В минувшем году удостоен премии имени И.П. Белкина.

В биографии Афанасия Мамедова есть любопытный эпизод. В 1985 году, будучи молодым и неизвестным литератором, он переехал из Баку в Москву с одним чемоданом, доверху забитым рукописями. Все они были связаны с его прежней, бакинской, жизнью. Через некоторое время писатель соберёт эти рукописи и сожжёт их. Но сюжеты из прошлого будут возвращаться и воплощаться во всех его последующих произведениях.

Пространство прозы Мамедова – город-миф. Этот город – Баку, но он давно не связан у автора с реальным географическим местом. Скорее, он напоминает Россию детства Набокова – она существует лишь в памяти писателя. Подобные взаимоотношения между автором и Городом формируют и особый тип сюжета в прозе Мамедова: о чём бы ни была история, в конечном счёте она сводится к одному – человеку в городе и городу в душе человека: «Баку – доставшаяся мне от предков битая логарифмическая линейка, с её помощью я не только проверяю всё на свете, – приближаю прошлое к будущему, насколько возможно и позволено свыше. Максимальное это приближение, этот крепкий сплав становится моим миром, а значит – мифом» («Шебеке»).

Мнимая автобиографичность прозы способствует уменьшению дистанции между автором и рассказчиком, а также увеличивает интимность повествования, усиливает доверительность между главным героем и читателем. С одной стороны, по словам Мамедова, писать следует лишь о том, что знаешь лучше всего. И благодаря этому автор дарит герою-повествователю эпизоды и детали из собственной жизни и наделяет его своим опытом. Чего стоят две национальные противоположности, альтер эго писателя, главные герои большинства его произведений – Афик Агамалиев и Илья Новогрудский, две его стороны – азербайджанская и еврейская, разделённые, как две половины, и объединённые в его крови. С другой – Мамедов говорит о том, что эта автобиографичность зачастую мнимая и нет смысла искать соответствий между ним и его героями и переносить отношение к герою на автора, как бы читатель того ни желал при такой, практически минимальной, дистанции между рассказчиком и сочинителем. Используя небольшое количество персонажей, так или иначе связанных между собой в разных произведениях, автор стремится не только воссоздать погибший, утраченный навсегда мир родного города, сколько дать возможность читателю услышать разные истории героев с разных точек зрения, подчеркнуть значимые детали и особенности миропонимания, мышления, традиций, привычек, психологии, присущей жителям советского Баку. По этой «человеческой плотности» прозы, к которой стремится Мамедов, он сближается с латиноамериканскими авторами, к которым так неравнодушен: Кортасару, Маркесу, Борхесу.

Ориентированность писателя назад, в прошлое, в идеальное время своего детства и юности, по-разному расценивалась в критике – во многом в силу уникальности опыта, который пережил сам Мамедов. Не испытав его, довольно трудно судить о том, что сформировало автора, стало основой его жизни: «Потому что два города во мне, и я такой, каким они меня сделали». Рациональная, зачастую однозначная современная Москва и сложный в своих нюансах древний Баку со всеми своими башенками от минаретов, как будто переселившийся в прозу Мамедова с середины девятого века до «Чёрного января».

Обитатели Баку никогда не ощущали себя жителями союзной провинции, как это казалось некоторым извне. Возможно, потому, что в то время Баку, как и многие столицы республик, был гораздо ближе к Западу, чем российская его часть. Привычки главных рассказчиков курить «Житан», «Голуаз» и носить оригинальные Lewis кажутся странными их знакомым в Москве. Но дело совсем не в вещах: их притягательность для героев важна не на предметном уровне, а на фонетическом. Это характерная черта союзных республик того времени: в них не проявлялась так ярко цензура, как в центральном регионе, к тому же можно было гораздо проще достать практически всё, что было официально запрещено. Возможно, такое смешение культур и сформировало особый тип людей, которые до сих пор, случайно узнав друг о друге в Москве или любом другом городе мира, общаются потому лишь, что когда-то вместе жили в одном городе. Ведь не зря автор в одном из интервью говорит об особом типе «русского бакинского» языка, присущего жителям этого города. Мамедов передаёт этот особый тип человеческих взаимоотношений в деталях, на уровне бытовых мелочей, обрывков фраз. Например, когда мать героя в «Фрау Шрам» встречает его в Баку, она одной лишь фразой разделяет прошлое и настоящее города: «Илья, будешь уходить, не забывай закрывать за собой все двери. Сейчас другие времена… Сейчас у нас Народный фронт…»