Литература с Дмитрием Быковым - [17]

Мы привыкли к таким строго продуманным мирам, как толкиновское Средиземье, или мир Джоан Роулинг со средневековой магией, алхимией и прочими строго отобранными вещами. В Средиземье мы хотя сталкиваемся и с эльфами, и с шагающими деревьями, которые есть и у Льюиса, но мир Толкина продуман более или менее в традициях английской сказки, что ему и положено как фольклористу. А мир Клайва Льюиса, филолога и богослова, близкого толкиновского приятеля, о чем поговорим дальше, состоит из всего и сразу.

Во-вторых, в этих сказках отпугивает некоторая их пугающая одномерность. Мы привыкли, опять же во взрослых сказках, к тому миру, где добро не всегда выглядит добром, а иногда имеет абсолютно хулиганский вид, как, например, в поведении Карлсона. Мы привыкли ко злу, которое притворяется добром. В мире Льюиса все довольно одномерно: добрые добры, злые злы. Есть, конечно, такие промежуточные, ни в чем не виноватые, чудаковатые герои, как осел Пазл (в разных переводах его именуют Лопух или Недотепа), вся вина которого заключается только в том, что его зашили в львиную шкуру. Ну дурак и дурак, собственно, ослу это и положено. Но опять-таки в мире Милна осел – это и философ, и недотепа, и трагический персонаж, а персонажи Льюиса в общем простоваты. И это в известной степени отпугивает, как отпугивает и их порядочная вторичность.

Начитанные дети, которые знают другие сказки, помимо «Коня и его мальчика», легко поймут, в какой, например, встречаются близнецы, принц и оборвыш. «Принц и нищий» Марка Твена, разумеется. Когда мы читаем это у Льюиса, то прекрасно понимаем, откуда он это взял. Или: мальчика похитила злая королева, которая удерживает его в ледяном царстве; да, периодически она его сажает в серебряное кресло, но если не считать серебряного кресла, то это в чистом виде «Снежная королева». А если люди отправляются на поиски семерых? У Льюиса эта книжка называется «Покоритель зари, или Плавание на край света» и восходит к Уленшпигелю, а тот, в свою очередь, к плаванию Панурга, Пантагрюэля и всех его друзей.

Но Льюис, надо сказать, не стремился к особой оригинальности. Он, собственно, как раз и стремился к синтезу, и это скорее не недостаток, а достоинство его сказок: то, что они являют собой такую антологию.

Кстати

Они в этом смысле очень удобны для создания атмосферы компьютерной игры. Скажем, весь «Принц Персии», в особенности второй, это практически полная декорация того же «Коня и его мальчика», с одинокими гробницами, ущельями, путешествиями вдоль реки. А если вспомнить еще летающего коня, который тоже там появляется и используется во множестве игр, то его тоже не Льюис выдумал, но у него он на месте.

Не говоря уже о том, что весь «Племянник чародея» восходит к известной сказке «Ученик чародея». Поэтому сказки Льюиса до известной степени являют собой такую антологию мирового фэнтези.

Нужно объяснить, почему Льюис вообще начал писать. Было такое движение инклингов, которое возникло в Оксфорде, в 30–40-е годы. Это был литературный клуб, без председателя, без регулярных собраний, просто клуб единомышленников, которые сошлись в Оксфорде. Из них наиболее заметным, своего рода лидером клуба, был Чарльз Уильямс. И собственно говоря, образ льва у Льюиса, который начал писать семилогию только в 1949 году, восходит к роману еще 30-х годов Чарльза Уильямса «Место льва». Роман, который я вам рекомендую от души, потому что книга эта объясняет, по крайней мере, почему Аслан – лев и что там имеется в виду. А там битва четырех разных архетипов: змея, лев и прочие магические существа. Другим инклингом, самым известным, хотя не самым активным, был Толкин, который в 1938 году написал книжку под названием «Хоббит», которую вы знаете, разумеется, по фильму, но кто-то и читал.

Сразу хочу сказать, что смотреть экранизацию «Хроник Нарнии», там три, насколько знаю, сейчас фильма, из них я видел два, довольно бессмысленное занятие. Прежде всего, потому что, когда экранизировали эту книжку, воссоздавали ее внешний план. Более того, ее сделали еще по возможности, может быть, чтобы современному ребенку было понятнее, до предела комичной. Говорящие звери, в особенности бобры, фавны и прочие персонажи этого мира, отличаются несколько придурковатым видом и таким же поведением.

Кроме того, немного насильственно это вставлено в декорации Второй мировой войны. Вы помните, что детей отсылают в шкаф, чтобы они убежали из воюющего Лондона. Конечно, такая привязка имеет право быть, потому что весь цикл Льюиса, как и трилогия Толкина, это в известном смысле попытка отразить Вторую мировую войну в сказочных реалиях. Так как с точки зрения реализма эти ужасы понять уже нельзя, они необъяснимы, нужно сказочное объяснение, как зло попало в мир. И вот Льюис пытается объяснить это на свой лад. Но такая прямолинейная привязка мне не кажется удачной. Потому что, в отличие от Толкина, который описывал Мордор, и это уже прямой портрет тоталитарного государства, Льюис все-таки больше сказочник. И рассчитан он на детей, примерно в возрасте от четырех, которым еще читают вслух, до восьми, которые начинают осваивать сказки самостоятельно. И