Литература как опыт, или «Буржуазный читатель» как культурный герой - [29]
Пешком по сельской местности: «Лирические баллады» Уильяма Вордсворта
Поэзия — это только способ воспринимать внешние объекты, особый орган, который фильтрует материю и, не изменяя, преображает ее.
Гюстав Флобер[157]
Ты уже не будешь брать все явления мира из вторых или третьих рук,Ты перестанешь смотреть глазами давно умерших или питаться книжными призраками,И моими глазами ты не станешь смотреть, ты не возьмешь у меня ничего,Ты выслушаешь и тех и других и профильтруешь все через себя.Уолт Уитмен. Песня о себе
К лету 1798 года, помимо глубокой уверенности в собственном даре, у молодого поэта Уильяма Вордсворта не было почти ничего — ни известности, ни денег, ни даже жилья. Имелись планы поехать в Германию, вместе с другом Кольриджем и сестрой Дороти, но на это, увы, не хватало средств. Так возникла идея составить из написанного за предыдущий год книжечку стихов, продать ее и на вырученные средства осуществить вояж. В итоге получился сборник, в который вошло двадцать три поэтических опуса (из них бóльшая часть, девятнадцать, из-под пера Вордсворта) под общим названием «Лирические баллады». Публикацию решили сделать анонимной, поскольку имя Вордсворта было никому не известно, а имя Кольриджа пользовалось известностью сомнительной и могло лишь навредить проекту.
Анонимность способствовала свободе, молодость — отваге, и то, что задумывалось как форма «фандрейзинга», обернулось перепридумыванием искусства поэзии. Революционность замысла, кстати, не помешала его коммерческому (скромному, впрочем) успеху: уже вернувшись из Германии, путешественники узнали, что книга «пошла» — ее раскупали, читали вслух в гостиных и в пабах, что говорило о том, что аудитория оказалась широкой и подчас неожиданной. Некоторые из баллад были перепечатаны в журналах. Но отзывы литературных критиков отличались сдержанностью: восхищенных было куда меньше, чем скептических и насмешливых, и удивляться этому не стоило.
В Сообщении (Advertisement), предпосланном первому изданию «Лирических баллад», Вордсворт предупреждал читателей, что им, вероятнее всего, придется «побороться с чувством странности и неловкости»: слишком непохожи предлагаемые тексты на Поэзию в нормальном понимании слова. Когда вы смутитесь вышеозначенным «чувством», что неминуемо, — предупреждал поэт, — попробуйте спросить себя: а возникает ли наряду со смущением и независимо от него то главное и тончайшее из удовольствий, ради которого вообще существует литература, именно: ощущение, что слово касается живого человеческого опыта? Если ответом на вопрос будет «да» — долой сомнения и предрассудки! Главное — чтобы само «слово Поэзия, значения которого очень спорны, не вставало препятствием на пути получения удовольствия»[158]. Фактически поэт говорит здесь читателю: не слушайте критиков с их предрассудками и назиданиями, прислушайтесь к внутреннему опыту, которому, вы, возможно, просто не отваживались до сих пор поверить! Разрыв между предполагаемой аудиторией, склонной пассивно следовать авторитетным суждениям вкуса, и аудиторией желаемой, готовой довериться спонтанному переживанию и сотрудничать с поэтом на новых условиях, заложен в самой книге как проблема и интрига. Этим поэтическим текстам предстояло еще найти, то есть по-настоящему произвести, создать публику, способную ими свободно наслаждаться.
Задача эксперимента далее в предисловии конкретизировалась со скромной дерзостью: «выяснить, в какой мере разговорный язык средних и низших классов общества может служить источником поэтического наслаждения»[159]. Ставка на усредненность разговорного стиля (в традиции размышлений об искусстве она никак не ассоциировалась с серьезными поэтическими достижениями!) была в данном случае принципиальна: не только определенный социальный слой подразумевался в качестве адресата, но и определенное отношение к речепользованию — в качестве ориентира. С точки зрения молодого поэта, способ обращения со словом высших слоев далек от естественности и скован предрассудками, но низшим сословиям также недостает свободы в отношении языка, да они и не читают книг. Поэтому опорой и адресатом поэтического эксперимента признаваем фактически городской средний класс — люди, достаточно образованные, чтобы питать интерес к литературе, и достаточно состоятельные, чтобы его удовлетворять. Они же более, чем кто-либо, подвержены эффектам современной информационной среды и в силу этого далеки от канонов высокого поэтического вкуса. Но это не значит — безнадежны.
В стихотворении «Глядящие на звезды» («Star-Gazers», 1807) Вордсворт создает выразительный образ городской публики-толпы, жаждущей платных развлечений и охочей до сенсаций. У ярмарочного балагана люди дожидаются очереди поглазеть в телескоп, но, увидев звездное небо искусственно приближенным, расходятся, как ни странно, с неудовлетворенными лицами. Они явно не увидели того, что хотели увидеть, желаемого прозрения не возникло. О чем это говорит? — спрашивает себя лирический герой стихотворения. Означает ли это, что души «глядельщиков» заведомо слепы, неспособны к полету? Вопрос оформлен как риторический
