Листья коки - [9]

Там, где ущелье расширялось и посреди небольшой рощи бил родник, зашевелилось что-то черное. Какой-то зверь, темнее самой ночи, неторопливо двинулся к скале. И казалось, что его неторопливость — от ощущения собственного могущества. Незнакомый зверь словно чувствовал себя полным хозяином этих мест и совсем забыл о возможной опасности.

Хищник передвигался неуклюже, подминая под себя кустарник и травы. Громко сопя, он обнюхал гнездо, покинутое полевой мышью, лязгнул зубами, схватив слишком поздно пробудившуюся шиншиллу, потом выбрался на край ущелья и остановился над обрывом, глядя вдаль и нюхая воздух.

Это был большой, старый самец, любитель дичи, слишком ленивый для того, чтобы рыться в земле и отыскивать мелких грызунов. Подобно всем медведям, он отличался слабым зрением, зато обладал замечательным нюхом и с его помощью безошибочно определял, что происходило вокруг.

Медведь с удовольствием предвкушал возможную схватку. Хорошо бы неожиданно подкрасться к пугливому стаду травоядных и, дав выход своей чудовищной силе, схватить облюбованную жертву и рвануть зубами трепещущую в последних конвульсиях шею животного. И снова ощутить свою силу, утвердить свою власть над этим краем.

Откуда-то из долины долетел едва уловимый запах приближающихся вигоней и целиком завладел вниманием гигантского черного медведя.

Не слух, не обоняние, а скорее инстинкт заставили его быстро обернуться. Черное, упругое тело взметнулось с высокой скалы и, описав дугу и едва коснувшись земли, снова взвилось в смертоносном прыжке. Зеленые, теперь широко раскрытые глаза горели, а белые клыки угрожающе обнажились.

Прыжок ягуара был стремителен и бесшумен, как бросок копья, но и медведь не медлил. Поднявшись, ощерив клыки, он молниеносными ударами громадных передних лап отразил неожиданное нападение.

Два черных тела, одно — страшное своей стальной упругостью и гибкостью, другое — огромной силой и неодолимым упорством, схватившись не на жизнь, а на смерть, покатились в густеющем сумраке. Медведь зарычал было, но потом уже только посапывал; ягуар разъяренно фыркал. В тишине слышалось щелканье клыков, скрежет когтей. Потом раздался треск сучьев, загрохотали сдвинутые со своих мест валуны, которые лавиной устремились куда-то вниз. А густой сумрак ночи поднимался из ущелья, все дальше растекаясь по склону горы. Наконец и оба зверя покатились вниз, оттуда раздался лишь короткий слабый рык, сопение, хрип, и потом все стихло.

— Медведь! Великий господин, ведь это был медведь! — Синчи дрожал от волнения.

Все вскочили, возбужденные и потрясенные схваткой, за которой они наблюдали со скалы. Первым опомнился Кахид.

— Да, ты говорил правду. Это был медведь, достойный копья самого сапа-инки. Жаль, что этот зверь погиб. Он мог бы великолепно завершить охоту.

— Великий господин, ты думаешь, что…

— Конечно. От него и от ягуара только мокрое место осталось. Они сорвались со скалы и рухнули в пропасть.

— Ягуар… — теперь Синчи уже пришел в себя, и ему вспомнились местные легенды. — А может, это был могучий дух, уака? Так поговаривают люди.

— Молчи! О таких вещах позволительно говорить только жрецам, — оборвал его ловчий. Но сам он долго молча всматривался в мрак ущелья, туда, куда сорвались оба хищника.

Два громадных черных зверя — ягуар и медведь, — схватившиеся насмерть здесь, куда должен прибыть сам сын Солнца Уаскар, — это и в самом деле предзнаменование. Движения большой кошки, ягуара, были проворнее… Ну, конечно, теперь он понял. Он был столь же проворен, как Атауальпа. А этот медведь… могучий и неторопливый. Не он ли воплощение Уаскара?

Ловчий, который принадлежал к окружению царствующего инки и был посвящен — так ему по крайней мере казалось — во все тайны двора и дворцовой политики, забеспокоился. Если бы хоть знать, который из этих двух хищников вышел победителем. Тогда можно было бы сделать какие-то выводы… Однако тьма и пропасть поглотили и того и другого.

Необходимо рассказать о схватке кому-нибудь из жрецов, пусть объяснят. Лучше самому уильяк-уму. Он вернее других умеет толковать всякие предзнаменования и указания бога Солнца. Именно ему необходимо сообщить о том, что два черных хищника бросились друг на друга сразу же после захода солнца. Это может оказаться важным, очень важным знаком.

И ловчий, уже вполне владея собой, повелительным тоном обратился к сопровождающим его воинам и Синчи:

— Я запрещаю вам рассказывать кому-либо о том, что здесь произошло! Боги не терпят болтовни. Вы ничего не видели! Понятно?

— Мы ничего не видели, великий господин, — послушно отозвался один из воинов, склонив голову.

Синчи, по привычке гонца, тотчас же повторил вслед за ним:

— Мы ничего не видели, великий господин.

Однако, когда они отправились разыскивать удобное место для ночлега, Синчи украдкой, боязливо покосился в сторону почти уже неразличимого ущелья.

Глава пятая

— Здесь окончится охота, — решил ловчий Кахид на следующий день.

С вершины скалы, откуда прыгнул ягуар, открывался великолепный вид на окрестности.

— Это место создано для самого сына Солнца. Зверей погонят вон оттуда…

Широким жестом он указал на плоскогорья, на синеющие вдали горные вершины. Отсюда нельзя было различить селения и поля, но ловчий, перебирая узлы на своем кипу, принял решение.