Листопад - [6]

- Такое не забудешь. Крепко он нас тогда отстегал. Снял штаны и давай... Анекдот... И про то, как заблудились, помню.

- Тогда нас вся Сосновка искала. И чего надумали - за волчатами подались. Ну, за это мне покойный отец такого жару дал. Дня три сидеть не мог.

- Детство - самое красное время. Ты где теперь, Серега?

- Лесничество принял. Под старость к родным берегам потянуло. Вот хожу, владения осматриваю.

- Значит, будем соседями. Заходи!.. А я в Сосновке колхозным председателем...

- Отлично. Будем помогать друг другу. Не забывай только. Квартира моя рядом с конторой. - Буравлев кивнул на паренька, спросил: - А этот орел твой?

- Поскребыш! - не без гордости сообщил Дымарев. - Вот притащил из школы квитанцию: иди руби елку. Новый год на носу. И чуть не угробился из-за меня, дурня.

Буравлев помог уложить елку в сани, притянул веревкой.

- Заходи, - помедлив, сдержанно пригласил Дымарев. - С Катей свидишься. - И сникшим голосом добавил: - Помнит тебя. До сих пор помнит!.. Анекдот...

Скобки светлых бровей у Буравлева поползли на лоб:

- Что?! Катя твоя жена?

2

Проводив Дымарева, Буравлев еще долго бродил по лесу. Был уже полдень. На опушке осиновой рощи увидел человека. Высокий, немного сутуловатый, тот уверенно шагал по занесенной тропе. Деревья узловатыми сучьями хватали за плечи, царапали его полушубок.

Они сравнялись.

- Что-то не признаю, - заметил новый попутчик. - Вы что, новичок в этих местах?

- Вроде, - нехотя отозвался Буравлев.

- Я тут лет пятнадцать. Зырянов моя фамилия. Пришел из армии, устроился путевым обходчиком. Женился. Вот и застрял. Хозяйство мало-мальское завел: корову, с пяток овечек... Ружьишком промышляю. Как же - семья! А лес у нас загляденье! Здесь и зверья, и птицы разной хоть отбавляй. Летом - ягоды, грибы, орехи... Только не ленись.

Путевой обходчик остановился, прислушался. Порыв ветра растолкал верхушки сосен. По лесу пошел тревожный ропот.

- Клесты свадьбу играют. Чудная птица. Ей и мороз нипочем. Она всегда так.

Буравлев недоуменно взглянул на него.

- Слышите? Вроде дерево где-то потрескивает? Это они...

В шуме леса Буравлев уловил тихое цоканье.

- Ну и чутье у вас! - удивился он.

- Я за километр слышу, где что... Бывает, выйду в лес, застоюсь у сосны и слушаю, как ельником лось пробирается, заяц осинку гложет, тетерева на ночь в снег прячутся...

- Да-а-а, это большое искусство! - не без зависти протянул Буравлев. - А лосей-то здесь много?

- Больше чем надо. Только, вишь ты, трогать нельзя. Красота, мол, леса!.. - Путевой обходчик поморщился, недовольно пробубнил: - Такая краса дорого обходится государству. Деревья портят, посевы вытаптывают.

- Подкармливать надо, тогда и не будут бедокурить, - посоветовал Буравлев.

"Знаток, видать, - с ехидцей покосился на него Зырянов. - Посмотрел бы, кого ты стрелять будешь? Небось не зря ружье таскаешь".

- Кому подкармливать-то? - В голосе его зазвучало раздражение. Егерю только гостей успевай принимать. То один прикатит, то другой. С каждым иди, трави зверя. А попробуй откажись... Едет-то начальство: то районное, то областное. Так что егерю не до лосей. Лесникам тоже дела хоть отбавляй. Правда, тут есть один. Рубит им осинник, сольцы подкидывает. Только делает все это неспроста. Приучит, а потом выследит какого покрупнее ревуна, да и бабах! Тушу быстренько в погреб и жует себе мясцо. Вот вам и помощь. - Глаза путевого обходчика налились свинцовой тяжестью. - Сам видел, как рогаля волок. Сани едва выдерживали. Пудов под тридцать в нем было. Хотел куда нужно "стукнуть", да тут метели начались, не до того стало.

- Жаль, - посочувствовал Буравлев. - За такое судят.

- За ним похлеще кое-что водится: Знают, а молчат! - Зырянов с остервенением рванул кленовую ветку, сломал ее и отбросил в сторону. - А попробуй зайди в его обход с ружьем, он тут как тут: "Стрелять не разрешаю, здесь заповедный лес". А кто наши леса объявил заповедными? Сам, конечно. И дело-то это, кстати, не лесника.

Чрезмерная откровенность попутчика насторожила Буравлева. "К чему это все? - мысленно спрашивал он себя. - Ищет поддержки, что ли? А нужна ли ему такая поддержка от незнакомого человека?"

Солнце дробилось о ветки, забрызгивало чащу леса золотистыми лоскутками. В воздухе, кружась, вспыхивали и гасли снежинки. Буравлеву почудилось вдруг, будто он попал в страну сказок. Идет по огромному залу, и вот-вот навстречу ему из-за колонны выйдет Катя... И все отступило от него: и непомерно разговорчивый попутчик, и лесник-браконьер, и безвременно порубленные рощи... Он думал о ней, о Кате!..

А попутчик продолжал свое:

- И когда только спит, черт?! Рано утром пойдешь - в лесу. Ночью тоже там. Понятно, волка ноги кормят. Надо и бревна сбыть, и зверюгу какую подстукать. И на что ему столько? В толк не возьму!.. Хотя бы семья была, а то живет-то бобылем. В войну погибли два сына. А жена скрутилась с кем-то и укатила, глаз не кажет. С тех пор баб к дому на пушечный выстрел не подпускает. - Очевидно, он был рад случаю высказать все плохое, что думал о леснике.

Лес расступился. От тропинки широкой полосой потянулась просека. Слова путевого обходчика до Буравлева доходили, словно сквозь сон, и так, неосознанно, меркли. Он шел и никак не мог оторвать своего восхищенного взгляда от лесной сказки. Вокруг все было, как и прежде: и просека, и укатанный санями зимник, и ряд шатристых, заматеревших за четверть века сосен. Но в этом прежнем, знакомом с детства было то, что особенно близко сердцу. Куст старой калины... Его хорошо видно от дороги. Каждую осень куст, словно охваченный языкастым пламенем, полыхал среди темно-зеленой хвои. Мать любила печь пироги с горьковатой, вяжущей ягодой.