Булатов курган

На бригадном дворе Кондрат Земнов ладил паром. По дороге сквозь ледяные заторы, захлебываясь, пробивались ручьи. У обрыва они сливались в шумные потоки. Внизу, возле самой реки, словно стайка воробьев, галдели ребятишки… И вдруг в многоголосый гам вешнего дня ворвался треск, точно где-то хряснуло дерево.

Кондрат, разминая бугристые плечи, устало выпрямился. Треск доносился с Оки. Загнав в чурбак топор, Кондрат зашагал к яру.

Над глинистым срезом, у старой дуплистой ветлы собралась вся деревня. Над головами людей в густых ветвях шныряла синица. Сквозь гомон толпы едва слышалось ее тоненькое цвеньканье.

Впереди всех, у обрыва, стоял председатель колхоза Егор Потапович Горбылев — коренастый, короткошеий, будто приплюснутый книзу. Возле суетился худощавый, небритый завхоз Лавруха Бадейкин.

— Ока, Потапыч, будто на дрожжах подходит.

Горбылев молчал, желтыми прокуренными пальцами теребя свои жесткие, аккуратно подстриженные усы.

Река распласталась под обрывом огромной рыбиной. Лед вспух, потемнел, поблескивал рябинами на солнце. Талые воды сбегали с полинявших полей, лобастых облысевших холмов, шумно падали с крутояров. Ока готова была в любую минуту прорваться и затопить еще не успевшие освободиться от снега пашни, светлую рощицу у излуки и близко подступающие селения. Лед уже резал глинистый срез обрывистого берега.

Грохнул оглушительный взрыв. Синица шмыгнула в ветвях, улетела, и все увидели: лед лопнул, раскололся, течение поспешно понесло глыбы. Дрогнула земля от ледохода.

— Пошла писать губерния! — восторженно крикнул Лавруха.

Варвара Кравцова приблизилась к Кондрату. Ледоход захватил ее своей яростью.

— Вот и в жизни бывает: прорвется этакая силища — удержу нет… — сказала она и застенчиво отвернулась.

Сырой упругий ветер трепал подол ее платья, облегал крепкие икры.

Кондрат будто не замечал ее, молча смотрел на бушующую Оку. Вода напирала. Желтоватые, с зеленым отливом потоки перехлестнули отлогий берег, винтами пошли на поля.

За деревней, на стремнине реки, там, где еще чернел зимник, метались две детские фигурки.

— Что будет-то!.. — вырвалось у Варвары.

Льдину с ребятами, словно на радостях, вертела быстрина.

— Лодку, лодку!.. — спохватился Бадейкин.

— Ерунда. Сейчас и ледокол не поможет, — оборвал его Горбылев и шагнул к самому краю обрыва, но тут же попятился.

Внизу с треском наползали друг на друга льдины. Одни из них рассыпались на тысячу холодно посверкивающих осколков, другие, попав в водоворот, вставали на дыбы, как разъяренные кони, и, показывая отливающие сталью ребра, ныряли в стремнину.

Кондрат сполз к самой закраине, сбросил с плеч телогрейку и, прихватив кол, прыгнул на подплывающую к берегу льдину. Он еще издали узнал близнецов Цыплаковых — Сашка и Леника.

Кондрат упирался колом в подплывающие льдины, будто плот, гнал свою льдину наперерез ребятам. Ветер пузырил рубаху, трепал черные густые волосы.

Волны набрасывались на льдину, пенились. Зеленовато-мутные жгуты хлестали по голенищам сапог, поднимались к коленям.

— Кондрат, держись!.. — кричала Варвара.

— Угробится из-за дурней, — гомонили в толпе.

Кондрат прыгал с одной льдины на другую.

— Ульяна! — прошептал кто-то.

— Неужели ее парняшки?

— С ума сойти!..

Вдоль берега, спотыкаясь, бежала женщина. Платок в крупную клетку сполз на плечи, по спине билась коса.

У водоворта льдина, на которую только что прыгнул Кондрат, погрузилась в воду. На нее тут же наплыла другая. Кондрат, не выпуская кола, упал на живот и пополз. Осклизлая граненая глыба нагнала ту, на которой, съежившись, сидели Сашок и Леник. Кондрат перескочил к ребятам. Льдина накренилась, зачерпнула воды. Орудуя колом, Кондрат погнал ее к берегу.

С косогора люди бросились вниз. Бадейкин и еще несколько человек подхватили под руки Ульяну, потащили от воды.

Варвара, проталкиваясь сквозь толпу, подала Земнову картуз и ватник. Горбылев стоял в стороне, важно подкручивая усы.

Заборье тянулось вдоль берега Оки. Избы, рассыпанные по обе стороны дороги, то сбегали в сиреневые ложбины, то поднимались на косогоры. Они, казалось, хотели догнать реку, уходящую за широкую спину горы.

Издали гора напоминала крепость с двумя сторожевыми башнями — отрогами. Много перемен произошло у этой горы. Много судеб прошло через нее. Она видела и татарских всадников, и французских драгунов. На ее вершину поднимались немецкие фашисты, чтобы полюбоваться «завоеванной» землей.

По преданию, на этой горе стоял когда-то монастырь. В его подвалах хранились слитки золота, жемчуг, драгоценные камни… Внизу, в долине, монахи выращивали хлеба, на обширных заливных лугах пасли скот. Было это до тех пор, пока хан Булат не прослышал о красавице половецкой княжне. Захотелось хану завладеть княжной. Большой выкуп запросили за невесту, не хватало у Булата всего богатства. Повел он тогда свою орду к горе, в прах развеял монастырские стены, вытоптал поля, но казны так и не нашел. Отчаялся хан, поднялся на вершину горы, выхватил кинжал и всадил себе в грудь. С тех пор и повелось гору называть Булатовым курганом, а опустошенную вокруг долину — Монастырской пустошью.