Листьев медь - [34]

– Понятно, – устало проговорила Китерварг, – Видите ли, у меня – игра. Это я уже сказала. Кстати, вы тоже можете поприсутствовать. Вы кто по специальности?

Я пояснил, потом протянул удостоверение и допуск.

– Хорошо, – спокойно и даже, как мне показалось, слегка торжественно, согласилась Эвелина Китерварг, – наша игра будет проходить в столовой.

Я решил не удивляться – в столовой, так в столовой. Мы вот с женой недавно ездили к ее детям в лесной лагерь, смотрели, как они носятся по кочкам в поисках желтого и красного флагов – тоже игра. Привезли им кило печенья – было сгрызено за несколько мгновений после того, как желтый флаг так и не достался.

А тут была обычная студенческая столовка с запахом щей на бульоне из костей, заправленном комбижиром. Но, как я заметил, вместо кассового аппарата там уже примостился невзрачный корпик.

Все столы были сдвинуты в угол, а посередине зала столовой оставили только стулья.

Но стулья особые – квадратные сидения, плоские, без изгибов прямоугольные спинки, тяжелые ноги-обрубки. Выкрашены стулья были в темно коричневый цвет, отдававший в немногочисленных трещинах в желтизну, и стояли в беспорядке посреди зала на светлом линолеуме.

Участники игры – студенты и всякая молодежь из преподавательского состава столпились у дверей. Я посмотрел на них – ну такие же точно ребята, что недавно пришли и в наше ка-бе – в этих мелких пиджачишках с кургузыми узкими плечами, с обязательными шлицами позади, над тощими задами, в застиранных клетчатых рубашках, застегнутых под самое горло. И девчушки – в коротких, открывающих неформатные бедрышки юбках, в обязательно обтягивающих свитерках под горло. Субтильные детишки, мы не такие, вроде были…

Китерварг, огромная, словно башня, сама похожая на эти массивные квадратные стулья, вышла на видное место и велела начать игру.

Включили быструю музыку (под такую передают утреннюю зарядку), и ребята струйкой потянулись к стульям. Китерварг командовала:

Все вы знаете свои роли. Вы – стряпчие, вы – агенты, вы – контейнеры. Стряпчие собирают сведения с мест о многочисленных продвижениях, передают агентам, тем – несут к контейнерам.

И каждый из ребят подошел к своему стулу и произнес свою фразу: «Расскажите, какие вы проводите в данный момент работы? И какие еще продвижения вы должны будете сделать в следующий момент?». И они повторяли эту фразу некоторое время, но не хором, а невпопад, и их голоса гулко отдавались под сводами столовой. Потом каждый, поднатужившись, схватил по стулу, и они принялись ходить со своей ношей по видимо, ранее задуманным, извилистым маршрутам, а потом начали передавать стулья, видимо, агентам, а те… Я все пытался врубиться в эту систему, а потом – бутер его знает почему – погас свет. И музыка замолчала.

Китерварг завопила:

– Где монтер? Ко мне, сюда!

А мне послышалось сзади тихое хрюканье. И дальше пошла другая музыка. Я такую не люблю. То есть не то, чтобы не люблю. Она мне просто никогда не доставалась, а когда стал начальником – уже стало не до того. Но и движок пошел из динамиков!..

Сзади – шарканье, стук каблуков, да и стук потяжелее – видно носилась эта зелень со стульями, и уже не только хрюкала, но шипела и давилась, зажимая ладошками рты. И еще в полной темноте я заметил зеленые искры, видимо, народ нацепил значки с диодами. И зеленые двигались вовсе не так хаотично, как поначалу казалось. Судя по всему, они со своими стульями носились по кругам и эллипсам, а потом устремлялись к определенному центру, и там начинало что-то происходить.

Китерварг трубно продолжала:

– Монтера! Коменданта сюда!

Дали свет. Посреди столового зала образовалось сооружение из стульев, влепленных друг в друга – кто как. Кто на ножках, втиснутых в пространство между спинками, кто, перевернутый набок, кто – установленный на попа.

И было не понять – то ли хаос, то ли – высочайший порядок разумной случайности. А в целом это хранилище стульев – а ведь, судя по предварительной программе завкафедрой Китерварг, все это и должно было стянуться в хранилище – оказалось компактным, спрессованным, но совсем не собранным в ровный куб. Я бы даже сказал, что это разлапистое, с торчащими в разные стороны кургузыми ножками – все равно склонно было по форме к фигуре вращения: эллипсоиду или даже шару.

Игроки выдохнули: «О!». Хрюканье переросло в гогот.

Но Китерварг простерла руки – очень длинные руки с массивными рыхлыми, морщинистыми кистями:

– Я не знаю, кто вырубил электричество и поставил Хендрикса. Но! Игра удалась! Следующая в среду, в коридоре общежития.

Эвелина Захариевна направилась потом прямо ко мне, деловито взяла под руку и отвела в сторонку.

– Сотрудник Анпилогов… у-ффф. Тяжело прошло, ну ладно. Найду еще силы с вами переговорить. Пойдемте, у меня тут комната, в общежитии.

Комната ее находилась в конце бесконечно длинного коридора железобетонного корпуса общежития, где с одной стороны шли большие квадратные окна, выходящие на близкие к городу горы, а с другой – обшарпанные двери в жилые помещения.

За таким же здоровенным окном комнаты Китерварг открывался вид на сосновый лесок, поднимающийся на холм, желтый, с осыпями песчаника, и даже – берег светлой реки.