Лист Мёбиуса - [99]

— Хорошо, что вы еще способны волноваться. Мне следовало бы злить вас больше, даже тряхануть электротоком, раскаленной железякой на средневековый манер выгнать вас из глухой берлоги… Грязен этот ваш черный ящик внутри. И печален. Печален, конечно, тоже… Какая-то тайная тоска все еще сидит в вас. Полулетаргическая. И порой вы думаете о своем старом друге Аере, или Плоомпуу, который был жалким чиновником, но, к счастью, стал наконец мужчиной. И вот ноги несут вас на вокзал. Вам хочется задать стрекача. Ото всех. Прежде всего, разумеется, от самого себя… Только кишка тонка, решительности не хватает. И на вокзале, когда вы притулились на скамейке, слабая нервная система и впрямь дала осечку: раскачались на качелях и полетели вниз головой. Провал памяти! Вполне возможно, потому что в мозгу, доведенном до крайнего предела, срабатывает защитный рефлекс — он отбрасывает, забывает напрочь то, чего никак не может перенести. По крайней мере пытается отринуть, и порой это получается. Просто ваш мозг отверг своего носителя. И вся недолга! В таком состоянии вас вполне могли обобрать, настоящий амнетик ничегошеньки не соображает. Хотя, — доктор стряхнул упавший на галстук пепел, — при вашем темпераменте я предположил бы, что вы, предваряя ситуацию, все же поставили свой чемодан в багажный ящик и запомнили номер на дверце. Что вы скажете?

— Ничего не скажу! — Химик Пент был белее мела и это свидетельствовало о том, что он разгневался до предела. — Подбирайте отмычки к собственной жене! Карл Моориц вздрогнул, и Пент понял, что переборщил.

— Прошу прощения! Удар ниже пояса… — промолвил он тихо.

Тут и вправду воцарилась тишина.

— Я тоже прошу прощения, — наконец глухо вымолвил Карл Моориц. — Может быть, я в самом деле преступил пределы… Но знаете, что я вам посоветую? — Доктор собрался с мыслями. — И от самого чистого сердца. Если хотите, я позвоню на Балтийский вокзал и закажу билет. Сдается мне, вам и впрямь следует уехать. Куда-нибудь удрать и начать все сначала.

— Спасибо! Но я и сам справлюсь. Вполне возможно, я так и сделаю. Во всяком случае, место работы поменяю обязательно.

— Проявите, ради бога, силу воли.

— Неужели мои тетради так уж вас рассердили? — спросил Пент С. — Что в них особенного? Неужели они так амбициозны? Мне кажется, в подсознании людей, в воспоминаниях. их детства и в первых сексуальных переживаниях тоже не все ясно, не все кристально чисто… Правда, я мало читал Фрейда, но… — Он замолчал.

— Теперь я не отношусь к поклонникам Фрейда, хотя полностью с вами согласен в том, что у всех нас — ну, скажем, у большинства — странный осадок в глубине души. Это во-первых. Во-вторых, что касается ваших так называемых мемуаров, они действительно невероятно амбициозные, в высшей степени эгоцентричные, претендующие на исключительное положение, бесстыдно самоуверенные. Но это не самое скверное. Я ведь сам рекомендовал вам принять, образно выражаясь, слабительное и вывернуть душу наизнанку. Полагаю, это пошло на пользу. Ведь застоявшаяся вода начинает гнить в болоте. Больше всего меня тревожит, что вы позволяете себе, очевидно хронически, предаваться подобным самокопаниям, потому что все эти мысли несомненно родились не здесь и не за две недели — вы записали то, что давно вынашивали. И сделали это с какой-то удивительно бесцеремонной радостью. Пожалуй, вы могли бы позволить себе патологические развлечения, будь вы помещиком прошлого века, но загонять душевные порывы внутрь в наше время, в нашу эпоху — я бы назвал это дезертирством…

— Надо полагать, теперь последует сентенция о гражданских обязанностях? — апатично спросил Пент.

— Обязательно последует. Я прекрасно понимаю, что сентенции звучат избито: высокие слова вообще сильно девальвировали. Поэтому не стану говорить о государстве, о домнах, тракторах и жилищном строительстве, очевидно, вы знаете это лучше меня. Я буду краток.

Каждая мать внушает ребенку, что такое «мнака» и что такое «бяка» — очень хочется напомнить вам эти элементарные истины, потому что вы себя страшным образом перегрузили и совершенно в них запутались. — Доктор сделал глоток кофе и продолжал: — Взгляните хотя бы на наших санитаров! Нравится ли им ходить за тяжелобольными, кормить, поить и подносить утки? А им порой приходится бегом пускаться с уткой, потому что иной больной минуты потерпеть не желает. Санитары делают свое дело. Некоторые, как например сестра Марта, стараются изо всех сил. А вы муравьишка, воззрившийся на собственный пуп… Пардон, я не уверен, есть ли у муравья пупок… — Тут можно было усмехнуться, напряжение, по всей вероятности, спадало; во всяком случае, доктор и пациент пытались понять друг друга.

— Я тоже делаю свое дело, — сказал в свою защиту Пент.

— Несомненно, общество просуществует и без помощи химика Пента, если ему вообще суждено… А химик Пент окончательно рехнется, разглядывая собственный пупок, так-то вот.

— Я тоже делаю свое дело, — повторил Пент.

Карл Моориц вздохнул.

— Конечно. Что-то вы делаете… Дня через два вы вернетесь в свою мыловарню, благоухающую прогорклым салом и, разумеется, вашими трупными аминами… Что вы зенки вылупили? Само собой, я там побывал! Такова моя обязанность. И что же я увидел? — Он выдержал продолжительную паузу и продолжал без всякой жалости: — Поржавевшие, засиженные мухами аналитические весы. Бог знает, сколько лет ими не пользовались. И если решитесь воспользоваться, взвесьте мушиные трупики — их полно на чашечках. А какие реактивы у нашего химика? Разве баночек пять насчитаешь. Я заметил лакмус, соляную кислоту и мыльный камень… Я не утверждаю, что мыловарение хуже других занятий, но подумайте сами, как вы опустились в своем захолустном поселке! Конечно, формально вы работаете, вы даже представляете нашу техническую интеллигенцию. Но что это за работа? Ведь вы не тянете в четверть, да что там в четверть — в одну десятую своей силы, дорогой Пент Саксакульм… Ну что вы изображаете крайнее изумление. Это ваша фамилия, кстати, тоже какая-то незадачливая, нет, нет, я вовсе не хочу обидеть вашего дедушку или отца… Да вы прекрасно знаете свою фамилию, и когда сюда пришли, знали. Только предпочли инкогнито. Почему? Право, это глупо, потому что мы все равно бы ее установили.