Лишенные плоти - [45]

— Босс не хочет, чтобы их выносили из участка. Говорит, что с радостью даст вам их почитать, но только если вы приедете в участок.

— Как-как? Он что, мне не доверяет? Что, интересно, я могу сделать с этими бумажками?

— Не знаю. Просто передаю вам его слова, — ответил Амброуз, крепко сжимая руками руль. Ему было очень неловко.

— Вряд ли он опасается, что я продам их «Дейли мейл». — Тони это мелкое недоразумение просто вывело из себя. — А, понимаю! Все дело в контроле — он боится потерять контроль над расследованием. — Тони не на шутку раскипятился. — Но я не могу работать в таких условиях! Из-за этих идиотских ограничений я только зря трачу свои силы. Послушайте, Альвин. Я работаю так, как привык. Я не в состоянии сконцентрироваться на работе, если кто-то заглядывает мне через плечо. Мне противопоказаны шум и галдящие толпы. Но я хочу прочитать эти записи и буду работать с ними по своим правилам.

— Да я все понимаю, — отозвался Амброуз. — Инспектор просто не привык работать с людьми вроде вас.

— Ну так пусть учится, — буркнул Тони. — Если бы он встретился со мной лично, мы бы все обсудили. Вы сможете устроить нам встречу? Или мне самому ему позвонить?

— Я этим займусь, — пробормотал Амброуз. — Сделаю все, что смогу.

Остаток пути они проделали в тишине. Тони постарался отмести в сторону все посторонние мысли, мешающие следующему этапу работы. Сейчас нет ничего важнее Мейдментов — надо вытащить их из раковины страданий и боли, разговорить их. Они должны сообщить Тони что-то важное.

Мужчина, открывший дверь, держался прямо, словно проглотил аршин. Амброуз назвал себя и Тони, и вслед за Полом Мейдментом они направились в гостиную. Тони не раз слышал утверждение, будто люди переносят горе по-разному. Он не был в этом так уж уверен. Внешне люди реагируют каждый по-своему, но вообще-то горе поступает со всеми совершенно одинаково — оно разрывает жизнь человека на две половинки. Две части: жизнь до и жизнь после, а между ними — пропасть. Кто-то стоически борется с горем, кто-то уходит в себя, запрещая себе даже думать о случившемся, а кто-то и вовсе делает вид, будто ничего не произошло. Но если поговорить со всеми этими людьми спустя несколько лет, то окажется, что они по-прежнему соотносят события своей жизни с трагедией. «Твой папа тогда еще был жив», — говорят они. Или: «Это случилось уже после смерти нашей милой Маргарет». Их жизнь разделяется так же четко, как история человечества — до Рождества Христова и после него. Если вдуматься, этой вехой человек тоже обязан смерти и горю, вне зависимости от того, считает ли он Иисуса сыном Божиим или нет.

Будучи профайлером, Тони в основном имел дело с людьми, еще не преодолевшими пропасть горя. Как правило, он не знал, какими они были до того, как их жизнь перевернулась. Но мог догадаться, глядя на них нынешних. Сознавая, что потеряли люди и через что прошли, Тони лучше понимал их, хоть и находился на совершенно чуждой ему территории, словно пытался прочесть карту, вооружившись сломанным компасом.

Судя по всему, Пол Мейдмент твердо решил подвести черту под смертью дочери и двигаться дальше. Он упрямо цеплялся за это свое решение, и у Тони мелькнуло, что его снова постигнет неудача.

— Моя жена… Она через минуту спустится, — сказал Мейдмент, оглядываясь вокруг, словно он впервые очутился в этой гостиной и не помнит, как, собственно, сюда попал.

— Вы сегодня ходили на работу, верно? — заговорил Тони.

— Да. — Мейдмент, кажется, испугался. — Я просто подумал… Очень много работы, а поручить ее некому. Дела в фирме идут не очень хорошо. Не хватало нам еще разориться, после того, как… — Он замолчал, растерянный и грустный.

— Вы ни в чем не виноваты. Это все равно случилось бы, даже если бы вы в тот день были дома, — сказал ему Тони. — Ни вы, ни Таня ни в чем не виноваты.

— Да вы что? — уставился на него Мейдмент. — Всем ведь известно, что Интернет — опасное место, особенно для детей. Мы должны были лучше за ней приглядывать.

— Это ничего не изменило бы. Такие убийцы отличаются редкостным упорством. Вы не смогли бы его остановить, разве что заперли бы Дженнифер на замок и запретили ей общаться с кем бы то ни было, кроме себя самих. — Наклонившись поближе, Тони попал в зону личного комфорта Мейдмента. — Вы должны простить себя.

— Простить себя? — раздался позади женский голос. Язык у Тани Мейдмент заплетался — то ли от выпивки, то ли от лекарств. — Да что вы об этом знаете? У вас что, тоже ребенка убивали?

Мейдмент обхватил голову руками. Его жена вышла в центр комнаты, ступая преувеличенно осторожно, как человек, который не хочет показать, что не вполне владеет собой. Она взглянула на Тони:

— А вы, значит, тот самый психиатр. Только я думала, вы будете препарировать мозги ублюдка, убившего мою дочь, а не мои собственные.

— Миссис Мейдмент, меня зовут Тони Хилл. Я хотел бы узнать побольше о Дженнифер.

— Ну, так вы опоздали. — Женщина рухнула в ближайшее кресло. На ее лице маской лежал слой идеально нанесенного макияжа, но волосы были сальные и всклокоченные. — Опоздали, чтобы познакомиться с моей милой дочуркой. — Несмотря на все ее старания, голос Тани задрожал.