Лишь краткий миг земной мы все прекрасны - [15]

Элдрик Тайгер Вудс, один из величайших гольфистов в мире, как и ты, мама, появился в результате войны во Вьетнаме.

Мы с Полом собираем в огороде базилик для соуса песто; дедушка пообещал, что научит меня его готовить. Мы успешно избегаем разговоров о прошлом, потому что утром уже коснулись его. Зато обсуждаем яйца кур, не сидящих в клетках. Пол перестает срезать базилик, сдвигает кепку на брови и с жаром рассуждает о том, что антибиотики вызывают у кур, которых разводят на продажу, инфекции; что пчелы вымирают, а без них страна лишится продовольственных запасов меньше чем за три месяца; что жарить на оливковом масле нужно на медленном огне — иначе высвобождаются свободные радикалы, а они вызывают рак.

Мы убегаем от самих себя, чтобы двигаться дальше.

В соседнем дворе кто-то включил воздуходувку. Листья взвились и с легким шорохом опустились на асфальт. Пол наклоняется, чтобы выдернуть сорняк, и фотография падает из нагрудного кармана на траву, глянцевой стороной вверх. Черно-белый снимок чуть больше спичечного коробка, сделанный на «Поляроид». На нем несколько смеющихся молодых людей. Хотя дед сразу же прячет фотографию обратно в карман, я успеваю разглядеть два хорошо знакомых лица: Лан с Полом обнимают друг друга, их глаза искрятся таким безудержным весельем, что кажется, они притворяются.

На кухне Пол насыпает мне в тарелку хлопьев для завтрака с отрубями и изюмом и добавляет воды — все как я люблю. Он садится за стол, снимает кепку и тянется за косячком[23]; дед заранее скрутил несколько штук и поставил их, как пакетики с сахаром, в фарфоровую чайную чашку. Три года назад у Пола диагностировали рак; он думал, болезнь вызвало его близкое знакомство с агентом оранж[24] во время службы во Вьетнаме. Опухоль образовалась на затылке, над позвоночником. К счастью, ее удалось обнаружить на ранней стадии, и метастазы не проникли в мозг. Целый год химиотерапии не дал результатов, тогда врачи решили оперировать Пола. Все лечение, начиная с диагностики и кончая ремиссией, длилось почти два года.

Откинувшись на спинку стула, Пол прикрывает ладонью пламя и пропускает его сквозь косяк. Он затягивается, кончик косяка загорается ярче у меня на глазах. Дед курит так, как обычно курят после похорон. На стене позади него висят портреты генералов Гражданской войны, которые я нарисовал цветными карандашами для школьного проекта. Несколькими месяцами ранее ты отправила их Полу. Облачко дыма закрывает раскрашенный профиль Томаса Джексона[25] по прозвищу «Каменная стена» и рассеивается.

Прежде чем отвезти меня к Полу, дома в Хартфорде ты усадила меня на кровать, закурила и все мне рассказала.

— Послушай. Нет, посмотри на меня, я серьезно. Послушай. — Ты положила руки мне на плечи, вокруг нас клубился дым. — Пол не твой дедушка. Ясно?

Слова попада́ли мне в сознание, словно по венам.

— Значит, он и не мой отец. Понял? Посмотри на меня.

В девять лет всегда знаешь, когда лучше помалкивать, поэтому я молчал и думал, что тебе очень грустно, ведь любая дочь рано или поздно говорит что-то подобное о своем отце. Но ты продолжала спокойным и холодным тоном, словно по кирпичику складывала стену. Когда Лан встретила Пола в сайгонском баре, она уже была беременна от другого американского солдата — ни лица, ни имени, ничего. Все, что от него осталось, — это ты. И я.

— Твой дед никто. — Ты выпрямилась, зажав сигарету губами.

До сих пор у меня была хоть какая-то связь с этой страной: дед, с совершенно конкретными чертами лица и характером, грамотный человек, который каждый год поздравлял меня с днем рождения; мужчина, чьей частью был я сам, и его американское имя текло в моих жилах. Ты перерезала эту ниточку. Волосы растрепались, макияж потек, ты встала и бросила окурок в раковину. «Трава всегда зеленее на другом берегу, малыш. Поверь мне. Всегда».

Перегнувшись через стол и надежно запрятав фотографию в нагрудный карман, Пол рассказывает мне о том, что я уже знаю.

— Послушай, — глаза блестят из-за травы. — Я не тот, кем ты меня считаешь. То есть… — Он кладет косяк в стакан, наполовину наполненный водой. Самокрутка шипит. К хлопьям я так и не притронулся, они потрескивают в красной керамической тарелке. — Мама говорит, я твой дед, но это неправда.

Пол опускает глаза; он делает странные паузы между словами, то и дело переходит на шепот, точно солдат, который чистит винтовку на рассвете и разговаривает сам с собой. Я позволяю ему размышлять вслух. Позволяю выговориться. Не останавливаю его, потому что ты никого не останавливаешь, когда тебе девять.

Однажды вечером, во время последнего срока службы во Вьетнаме, Эрл Вудс попал в окружение. Войска северовьетнамской армии и солдаты Фронта освобождения Южного Вьетнама готовились захватить американскую военную базу, на которой он находился. Большинство американских военных эвакуировали заранее. Вудс был не один: рядом с ним за рулем соседнего джипа, поджав ноги, сидел подполковник Выонг Данг Фонг. Вудс говорил, что его товарищ — отважный пилот и командир, беспощадно внимательный к деталям. А еще они с Фонгом дружили. Враги громили покинутую военную базу, Фонг посмотрел на Вудса и пообещал ему, что они выберутся.