Лисье время - [9]

– Но ваших-то оставили, живы они, просто не кормлены. – Ветеринар Карповская решила сгладить конфликт. – А куда теперь мне? Куда теперь остальным? Часть из нас возьмут к норкам. А остальные?

– Да ладно. Декабрь оплатят, – подал голос Серёга Кузьмин, двухметровый, сутулый, вечно нетрезвый работник котельной, который среди всех своих обогреваемых объектов любил «всей ненасытной душой» экспериментальную станцию; нравилось ему посидеть среди зимних вольеров, поболтать с лисами о политике, поностальгировать о прошлом, вспомнить детство, когда они с мальчишками гоняли зайцев по Лисьей горе. Лисы лучше людей, уверял Серёга Кузьмин, которого и в сорок лет никто и не думал называть по отчеству. Кузьмина любили и жалели в городе. Его дочь училась с Зо в одной школе. Была красивая и высокая, в родителей. Зо маялась от комплекса невысокого роста, восхищалась высокими, длинноногими… Но Катюша Кузьмина умерла ещё в шестом классе – сердце. Вышла к лифту, чтобы идти в школу, и грохнулась у раскрытых автоматических дверей. Родители знали, что это произойдёт, но врачи обещали дотянуть Катюшу до тридцати, а тут – всего-то двенадцать. Мать Катюши, жена Кузьмина, ушла с фабрики, подалась в продавцы мороженого. Там общение, всегда с морозцем. А в помещении у несчастной женщины стало «гореть лицо и ломить затылок на постоянной основе»…

– Декабрь оплатят, а с нового года будут ли платить? – огрызнулась ветеринар Карповская. – Ты вообще перебежчик. Куришь то с нами, то с норками этими.

– Так я по теплосети, тёть-ветеринар, – кривлялся Кузьмин. – Я душой только с этими ребятами. – Кузьмин указал на метущихся от голода и холода по вольерам лис. – Давление контролирую в трубах, восемь… тридцать атмосфер…

– Ни восьми, ни тридцати. Лопнут скоро твои трубы, вентиль-то уже к нам перекрыли, сам сижу в сторожке с калорифером, останутся у тебя, Серёга, лишь горящие трубы души вместо лис, – ухмыльнулся злорадно Зинов.

«Какой-то чёрный юмор, – удивилась про себя Зо. – Странно всё это. Надо Виталика спросить об отце, может, он сбрендил на полном серьёзе…»

– А это мы ещё посмотрим. У теплотехника свои секреты, – ничуть не обиделся Кузьмин на колкость про горящие трубы. Он виновато лыбился чёрными зубами, ещё больше ссутулился, сидя на фирменном табурете-пеньке. Кузьмин таких самодельных «под дикую красоту» натащил на станцию штук десять, как объяснял, для красоты и чтобы лис порадовать, напомнить о диком происхождении…

Зверохозяйства норок и лис конкурировали между собой, и работники недолюбливали друг друга. Те, кто работал в основном «на норках», считали лисиц привилегированными. Незаслуженно привилегированными! Носкость у норки – 70, а у лисицы – всего 50. Это если некрашеные. Так почему лисицам такой почёт? Почему премии больше у сотрудников лисьего хозяйства? Неужели всё из-за размера животного? Теперь «норчата» (так иронично прозвали работников норкового зверохозяйства за их детскую зависть к «лисятам») торжествовали. Справедливость восторжествовала, считали они. Доигрались, доэкспериментировались, вывели новый генотип. Ага, как же. Да, норок разводят в шведах[15], за ними легче ухаживать – лисы содержатся по старинке, так, видишь ли, удобнее Татьяне Михайловне, шведы она не приемлет. Вот и дотанцевались – забили лис, а на следующий год норок будут разводить на лисьих фермах. Всё будет в норках и в норковых манто! Кузьмин знал «эти тёрки», вот и сидел виновато, избегая смотреть на Татьяну Михайловну. Но как мог старался тоже придумать, как помочь любимым лисам. Поэтому и зачастил в последний месяц на эту, самую дальнюю ферму.

– Да что я? Я не перебежчик. Виноват, что ли, что котельная одна на весь зверосовхоз?

– Если бы только котельная. Крематорий и тот один на совхоз. – Карповская осеклась, испуганно посмотрела на Татьяну Михайловну. Но научный сотрудник была погружена в свои мысли.

– Моих пока оставили, спасли татуировки на ушах и на огузке. Но как можно было так поступить – убить племенных лисиц! – бормотала Татьяна Михайловна.

– Неизвестно, что на следующий год будет, – сказал Вадим. – Племенных могли б украсть запросто и себе присвоить. Они на мировом рынке сами знаете, сколько стоят.

– Ну стоят, допустим, только самцы-щенки, – поправила Татьяна Михайловна коллегу. – Да лучше бы украли, Вадим Виталич, всё лучше, чем на манто.

– Да как их своруешь-то. Они ж под электрикой, – удивилась ветеринар Карповская. Зверохозяйство, хоть и почти пустующее, не охраняемое, по чьему-то недосмотру, а может, специально, по-прежнему находилось под сигнализацией, а по колючей проволоке бежал смертоносный ток.

– Да сейчас везде воруют. Отключили бы вашу сигнализацию. Жена на хлебозаводе пекарем, так они маргарин коробками несут с производства и масло постное. Вот я и подумал: а кто мешает лис слямзить?

– Но почему лис? Норки чем хуже? – удивился Кузьмин.

– А тем хуже, что норок везде навалом. И серебристых, и голубых, и каких хотите, а лисица каждый раз разная. То хромист[16], то меланист[17].

– Вадим! А ваша лиса, то есть жена, нашим лисам хлебушка не скоммуниздит? – осенило вдруг Карповскую.