Лисавета Иванна велела кланяться - [4]
Егор вздохнул. Старшой молчал, молчал… потом опять заговорил:
— И ладно б звания, мы ж не за звания берем, а за дела. Так вот, слыхал, небось, про юнкерское возмущение? Ну, то, которое аккурат под Вторую годовщину подпало? Так то они, Патрикин и Зарубов, тогда тех барчуков и вывели. И что на это скажешь, а?
Егор смешался и ответил наобум:
— Т—так может, это просто так, однофамильцы?
— Голубчик! — погрозил пальцем Терентьич. — Просто так бывает только… Ну, да разберемся! А у тебя все чисто. Происхождение, родня. А дядя вообще! Дважды представлен к «Удали». Только вот… Двенадцатого октября ты и Патрикин… Помнишь?
— Что?
— Ну… в классе вы остались. Двое. О чем он тогда говорил? И в декабре. Четвертого. Тоже забыл?
Егор в волнении схватил себя за ворот, покраснел, сказал, теряясь:
— М—мало ли! Я староста, а он наставник полусотни…
— Значит, забыл, — усмехнулся Терентьич. — Ну хорошо, голубчик, хорошо. А мы… все помним, примечаем. И вот еще один вопрос. У вас каморка там, под лестницей. В каморке у стены буфет. Что будет, если дверцу отворить и внутрь заглянуть?
Егор почувствовал, что задыхается. Ну, добрались. Узнали. Только как?
— Молчишь, голубчик?
— Я… припоминаю.
— Припоминай, я не спешу.
Егор закрыл глаза… Июнь. Прихожая… И военфельдшер Рукин — пьяный, как всегда.
— Старуха! — рыкнул он. — Где чай? Чай, говорю!
Старуха не отозвалась. Тогда Рукин, шатаясь, подошел к двери у лестницы, толкнул — дверь отошла…
И они увидели, как старуха, стоя на коленях у буфета, шептала что—то и крестилась. Верхняя дверца буфета была распахнута, и на ее внутренней стороне поблескивал маленький, меньше ладони, образок.
— Т… ты что это?! С ума сошла? — не понял пьяный Рукин. — Что ты делаешь?
Егор метнулся к Рукину, схватил его за плечи, оттащил и стал, сбиваясь, торопливо уговаривать:
— Иван! Да брось ты этот чай! Давай поднимемся ко мне, возьмем по сороковке. Ну!
Рукин обмяк и согласился. Наутро, как тогда думал Егор, Рукин все позабыл. И так оно как будто бы и было. Ну а старуха…
На третий день после того, глядя в окно, сказала тихо:
— Не донес. А почему?
Егор пожал плечами, не ответил. Поднялся к себе в комнату, лег и, закрыв глаза, увидел маменьку — красивая она была, голубоглазая… и крестик на груди. А больше он о ней ничего и не помнил. А про отца… Отец погиб, когда Егор еще и не родился: отец ушел подъесаулом в зимний поиск и, как потом было отмечено в реляции, «остался сзади». Тогда «остались» восемь тысяч. А сколько их всего «осталось» с Той Поры?
— Ну как, голубчик, все припомнил? — насмешливо спросил Терентьич.
— Так вы, — глухо сказал Егор, — я думаю, и сами…
— Да, — согласился Терентьич. — Мы знаем. Но, врать не буду, не все. Вот даже здесь: ты ж не старуху тогда пожалел, а ты… — И вдруг он резко встал, уперся брюхом в стол и громко, злобно продолжал: — Ну! Отвечай! Кого?! Откуда у тебя такая склонность к суевериям?!
Егор долго молчал, а потом едва слышно ответил:
— Я… сейчас не могу этого сказать. Мне… тяжело. Я лучше напишу. И принесу. Сегодня же.
Терентьич пристально прищурился… сел, помолчал… а после все же разрешил:
— Ладно, иди. Но если что… из—под земли достанем.
Егор пошел к двери. Терентьич, брякнув в колокольчик, вызвал:
— Следующий!
Глава третья. Э…гэп!
Придя домой, Егор нашел среди газет записку от старухи, прочел ее, порвал и сжег, поспешно переоделся в вольное, взял пистолет, проверил, хорошо ли он заряжен, и положил в карман, а после выбежал на улицу — и сразу затерялся в праздничной толпе. Двенадцать с четвертью, ломбард, двенадцать с четвертью, ломбард…
— Ма—а—рожин! Ма—а—рожин! А вот леденцы! — кричал разносчик сладостей. — Ма—а—рожин!
Толпа: купчихи, подгулявшие мастеровые, мальчишки в форменных ремесленных шинелях, крестьяне из окрестных деревень… И снова крик:
— Ерш! Крепкий ерш! Пей, атаман! Хлебнешь, не устоишь!
И всюду семиколоры — на крышах, в окнах, на столбах и просто на веревках через улицу. Так и портреты Самого — он на коне, он возле пушки, он в семье… И там и сям в толпе — шинели ратников столичной стражи. Толпа. Толпа. Толпа. Кухмистерская, блинная, «копченые сиги», квасная, бакалейная, «здесь простокваша»…
А вот и ломбард. Часы над его дверью показывали ровно четверть первого. Егор остановился… и почувствовал, как кто—то осторожно взял его под локоть. Он резко вырвался…
И прошептал, смущаясь:
— Извините.
— Пустое, — с улыбкой сказала старуха.? Пойдем.
Они прошли в толпе до перекрестка и, обогнув трактир, свернули в тихий переулок.
— Взял? — тихо спросила старуха.
Егор кивнул.
— И хорошо. Давно бы так… Эй, желтоглазый!
Проезжавший мимо извозчик лихо осадил лошадь и важно спросил:
— Вам куда?
— На Поварскую, — приказала старуха, — и дальше, к прудам.
— Накладно будет.
— Мы не постоим.
— Тогда с великим удовольствием! — ощерился извозчик и с форсом подобрал вожжи.
Егор недоверчиво посмотрел на извозчика — ведь вот так же вчера…
— Не бойся, — шепнула старуха, — он свой.
Егор подал старухе руку, и они опустились в просторные сани.
— Э… гэп! — вскричал извозчик, щелкая вожжами.
Пегий рысак злобно оскалился и побежал. Слева мелькали корпуса мануфактур, справа — доходные дома, потом пошел пустырь — как справа, так и слева. Снег, снег кругом. Старуха поплотнее запахнулась в потертую беличью шубу и заговорила — тихо, с легкой грустью:
1737 год, времена правления грозной императрицы Анны Иоанновны. Далеко в Сибири, в Нижнеколымской крепости тамошний комендант капитан Макаров готовится к походу на поиски так называемой Серебряной Горы. То, что произошло в дальнейшем, считается одним из самых загадочных эпизодов многочисленных русско-чукотских войн. Новый роман известного мастера приключенческого жанра.
Поздней осенью 1595 года дошли до Москвы слухи, что в далёкой Сибири, в Югорской земле, объявилась некая зловредная ведьма по прозванию Золотая Баба, которая подбила тамошних князьков на бунт. Выяснить, что там творится, отправляется знаменитый сыщик Маркел Косой, хорошо известный читателям по романам «Углицкое дело», «Царское дело» и «Сибирское дело».
В ночь на 6 августа 1585 года на реке Вагай попал в засаду и погиб покоритель Сибири Ермак Тимофеевич. Кто и при каких обстоятельствах предал легендарного атамана? Куда подевались вручённые ему царские подарки – шуба, панцирь и сабля? На эти и ещё многие другие вопросы должен ответить знаменитый сыщик Маркел Косой, отправленный в далёкую и тогда почти совсем неизвестную землю – Сибирь…
1593 год, весна. Персидский шах Аббас Великий в знак крепкой дружбы подарил российскому царю Феодору Иоанновичу слона. Теперь «дело за малым» – нужно доставить слона из персидской столицы в Москву. А это неблизкий и весьма опасный путь вначале через бурное море Хвалынское, а после – по Волге, которая в те далёкие времена была ещё очень неспокойной, разбойничьей рекой. Берётся за это дело знаменитый сыщик Разбойного приказа Маркел Косой, хорошо известный читателям по романам «Углицкое дело», «Царское дело», «Сибирское дело» и «Золотое дело».
Царь Иван Васильевич Грозный умер 18 марта 1584 года в Москве при загадочных обстоятельствах. Что это — скоропостижная смерть или коварное убийство? Расследовать предполагаемое преступление берутся два самых знаменитых сыщика Разбойного приказа: многоопытный Трофим Пыжов и юный Маркел Косой, с подвигами которого при поимке виновников гибели царевича Димитрия читатели уже успели познакомиться на страницах романа «Углицкое дело».
14 ноября 1581 года в Александровой Слободе при невыясненных обстоятельствах смертельно ранен наследник престола, старший сын царя Ивана Грозного, царевич Иван Иванович. Немногочисленные свидетели наотрез отказываются давать какие-либо показания. Тогда расследовать преступление назначается лучший сыщик Разбойного приказа Трофим Пыжов, хорошо знакомый читателям по романам «Царское дело» и «Углицкое дело». Но тогда было значительно проще, а теперь Трофим едет в Слободу как на казнь. И тем не менее…
Зелено-голубая планета очень напоминала Землю, но можно было предположить, что ее флора и фауна таят немало сюрпризов. На очень похожей на Землю планете космолингвист встретил множество человекоподобных аборигенов. Аборигены очень шумны и любопытны. Они тут же принялись раскручивать и развинчивать корабль, бегать вокруг, кидаться палками и камнями. А один из аборигенов лингвисту кого-то напоминал…
Брайтона Мэйна обвиняют в убийстве. Все факты против него. Брайтон же утверждает, что он невиновен — но что значат его слова для присяжных? Остается только одна надежда — на новое чудо техники, машину ЭС — электронного судью.
Биолог, медик, поэт из XIX столетия, предсказавший синтез клетки и восстановление личности, попал в XXI век. Его тело воссоздали по клеткам организма, а структуру мозга, т. е. основную специфику личности — по его делам, трудам, списку проведённых опытов и сделанным из них выводам.
«Каббала» и дешифрование Библии с помощью последовательности букв и цифр. Дешифровка книги книг позволит прочесть прошлое и будущее // Зеркало недели (Киев), 1996, 26 января-2 февраля (№4) – с.
Условия на поверхности нашего спутника малопригодны для жизни, но возможно жизнь существует в лунных пещерах? Проверить это решил биолог Роман Александрович...
Азами называют измерительные приборы, анализаторы запахов. Они довольно точны и применяются в запахолокации. Ученые решили усовершенствовать эти приборы, чтобы они регистрировали любые колебания молекул и различали ультразапахи. Как этого достичь? Ведь у любого прибора есть предел сложности, и азы подошли к нему вплотную.