Лиса в курятнике - [69]

— Мы вам покажем пятый столбец!

Складные ножи в руках крестьян, приближенных к цирюльнику, раскрылись сами собой, и Герман Шпигель перешел на поле и открыл пункт первой помощи, который приготовил на всякий пожарный случай. И хорошо, что он об этом позаботился, так как немедленно получил удар по голове и потерял сознание.

Глава 18 Голос дьявола

Битых два часа длилась первая массовая потасовка в Эйн Камоним. Не занятые трудом на полях крестьяне обменивались тумаками и пинками, не жалея сил. Многие были ранены, но серьезных случаев оказалось всего два — полицейский, что вмешался в драку для предотвращения серьезных случаев, и ветеринар, которому досталось из-за того, что кто-то из цирюльникистов принял его по ошибке за тестя одного из сапожникистов. Миху доставили в его комнату в трактире, где жена пропавшего опекуна сделала ему искусственное дыхание. А Герман Шпигель остался лежать распростертым на поле брани, затоптанный толпами участников битвы.

После столкновения оба лагеря оставили поле боя победителями. Крестьяне разошлись в темноте со взаимными угрозами, которые нашли свое отражение в надписях на стенах:

«Нет — продолжению в пятом столбце!» — выводили старательные руки в ту ночь. — «Долой пятый столбец!» Но и блок цирюльника не остался в стороне, и другие руки написали под сапожническим лозунгом резкую отповедь: «Да здравствует пятый столбец!»

Выписывание актуальных лозунгов повлекло за собой дополнительные стычки меньшего масштаба между отдельными бригадами, вооруженными полными ведрами известки и краски. На следующий день воздух уже был наполнен пороховой гарью, и достаточно было лишь небольшого намека на столбец преткновения, чтобы взорвать всю компанию, ведущую откровенные переговоры. Положение было настолько напряженным, что последователи мира из числа жителей деревни предпочли вообще не пользоваться числом 5, а говорили «день, что наступит после 4-го числа», дабы не давать повода для провокаций. В те дни прогуливаться по улицам не рекомендовалось, и многие предпочли отсиживаться по домам, пока не уляжется конфликт.

Залман Хасидов нервничал больше чем обычно и вследствие случившегося с ним припадка сильно погрустнел и похудел.

— Может, я рискую жизнью, но от пятого столбца я не отступлюсь! — говорил он клиентам, натачивая бритву. — Может, для других пятый столбец это просто пятый столбец, но для меня это — символ!

С этими словами он приставлял сверкающую бритву к беззащитному горлу клиента и спрашивал:

— А как вы думаете, господа? Свинство, правда?

Ответы были, все без исключения, положительными.

Дольникер узнал от цирюльника о результатах общего собрания во время обеда, и гуляш с грибами фонтаном вылетел из его рта из-за приступа сильного смеха:

— Продолжение в пятом столбце, — выкрикивал он, корчась от смеха на своей кровати, — я просто помру со смеху, друг Залман… пятый столбец… прекрасно…

Дополнительной причиной для веселья стала бутылка кислого вина, при помощи которой Хасидов рассчитывал приобрести расположение политика, однако староста, сидевший напротив Дольникера с шафранно-желтым лицом, сейчас не обратил на это внимания:

— Не понимаю, что в этом смешного, — холодно заметил цирюльник, — я в самом деле не понял ни слова во всей редакционной статье, инженер, но я просто с ума схожу — так мне хочется узнать, почему там продолжение в пятом столбце? Ведь во всей статье ничего не сказано об этом, никакие столбцы даже не упоминаются. Человек вправе знать, за что он борется.

— Не нужно все понимать — достаточно того, что чувствуешь свою правоту. — Дольникер снова взорвался веселым смехом. Пуговицы от его штанов оторвались и разлетелись в разные стороны под давлением живота, который катастрофически увеличился за последние дни.

* * *

В доме Цемаха Гурвица между тем проходило лихорадочное обсуждение мер по пресечению козней цирюльника. Группа доверенных лиц собралась вокруг сапожника; среди них — сторож колодца и Офер Киш. Портной присоединился к блоку сапожника всего лишь несколько дней назад. Идейная близость Киша с мировоззрением Гурвица возникла совершенно спонтанно.

Они встретились на улице, и безумец портной, опустив глаза, подошел к сапожнику:

— Я знаю, инженер Гурвиц, что вы до сих пор сердитесь на меня из-за гибели несчастного кота, но я могу вам доказать, что имел своей целью лишь принести пользу обществу. Дайте мне, инженер, хоть малейшую возможность искупить свою вину.

— Есть только одна возможность, товарищи, — ответил инженер Гурвиц после краткого размышления, — присоединяйся ко мне с твоими трехдверными, а дальше — посмотрим.

— Спасибо, вы действительно добры ко мне, Гурвиц, нам осталось только выяснить практическую сторону вопроса.

После недолгой торговли, прошедшей относительно легко, стороны пришли к обоюдному глубокому удовлетворению. Сапожник обещал Кишу пять лир «Тнувы» за день до выборов, две пары ботинок в хорошем состоянии и гарантированное место в Невременном совете. Это предложение было намного лучше, чем предложение цирюльника, поэтому обе стороны заключили вечный мир и скрепили его подписями.

И действительно, портной приложил все силы, дабы доказать, что он чистосердечно встал на путь исправления.