Лис Севера. Большая стратегия Владимира Путина - [83]
Что касается рассуждения Струве о слабых — несуверенных — государствах, то тут, помимо современной дискуссии о судьбе стран-лимитрофов накануне Второй мировой войны, можно процитировать рассуждение В. Ю. Суркова о государствах, которые добровольно отказываются от суверенитета: «Конечно, политическое творчество далеко не всех наций увенчивается обретением реального суверенитета. Многие страны и не ставят перед собой такую задачу, традиционно существуя под покровительством иных народов и периодически меняя покровителей»[181]. Иное дело — Россия. «Россия, без сомнения, должна оставаться в числе держав, которые принимают решения по вопросам организации мирового порядка… Есть и самая романтическая из важных причин сохранения национального суверенитета: русские, россияне, уже 500 лет являются государствообразующим народом, мы нация, привыкшая к государственности… мы всегда были носителями государственной идеи… Я не представляю себе русских, которые думают: “Сейчас мы в ком-то растворимся, к кому-то убежим, и там нас обласкают, обогреют и будут нами руководить”. И винить нам некого, кроме самих себя, в том, что с нами случилось. И бежать нам некуда, кроме как к себе домой»[182]. «Еще раз: “культура — это судьба”. Нам Бог велел быть русскими, россиянами. Так и будем, будем»[183].
Мне кажется, что для того, чтобы хотя бы отчасти показать преемственность концепции суверенной демократии по отношению к политической философии Струве (которая, напомню, была интерпретацией политического курса и политической философии Столыпина), сказанного достаточно. Это, перефразируя Суркова, «политическая философия Путина. Взгляд из традиции». Иногда тексты, написанные с разницей в сто лет, поражают созвучием. Вот цитата Струве: «Весьма характерно, что руководитель нашей самой видной “националистической” газеты в новогоднем “маленьком письме”[184] утешается тем, что нас никто в предстоящем году не обидит войной, так как мы “будем вести себя смирно”. Трудно найти лозунг менее государственный и менее национальный, чем этот: “будем вести себя смирно”. Можно собирать и копить силы, но великий народ не может — под угрозой упадка и вырождения — сидеть смирно среди движущегося вперед, растущего в непрерывной борьбе мира»[185]. А вот слова Суркова: «Есть целое направление либеральной мысли, которое предлагает России уйти из глобальной политики. “Давайте сядем в свой дом и будем его обустраивать”, — говорят нам многие. Мы не против обустройства дома. Но, во-первых, дом так расположился, между трех океанов, что если даже мы захотим в нем тихо сидеть, к нам все равно придут и спать нам не дадут. Во-вторых, если Россия уйдет из глобальной политики, перестанет влиять на мировые решения, то, скорее всего, эти решения будут приниматься ей в ущерб… Мне кажется, что в такой ситуации нам будут оставлять на жизнь столько, сколько считают нужным они, а не столько, сколько бы хотели оставить у себя мы… Это не значит, что они враги. Нет, они конкуренты… Ничего личного. Просто разденут до последних ботинок, политкорректно, при всем уважении»[186].
И тут мы должны вернуться к манифесту «Путь национального успеха» и посмотреть на него через призму политической философии Петра Струве. Одним из «открытий» Струве в цикле статей о «Великой России» было введение закона о превалировании задач внешней политики (могущества) перед политикой внутренней. Струве показал, насколько «превратна та точка зрения… которая сводится к подчинению вопроса о внешней мощи государства вопросу о так или иначе понимаемом его “внутреннем благополучии”»[187]. Приведя несколько примеров (Русско-японская война, революция 1905 года), Струве обосновывает иную точку зрения: «Оселком и мерилом всей т. н. “внутренней” политики как правительства, так и партий должен служить ответ на вопрос: в какой мере эта политика содействует т. н. внешнему могуществу государства?»[188] Это не значит, продолжает Струве, что внешним могуществом исчерпывается весь смысл существования государства, и даже не следует, что это могущество является верховной ценностью с государственной точки зрения. Но это значит, добавим уже сегодня, что внешнее могущество является условием существования «здорового и самим собой держащегося» государства, то есть государства «самодержавного» или «суверенного». И, следовательно, «в этой внешней мощи заключается безошибочное мерило для оценки всех жизненных отправлений и сил государства, в том числе и его “внутренней политики”»
