Лис Севера. Большая стратегия Владимира Путина - [71]

13. Реактивная природа идеологий

В нарисованной мной системе координат левая и правая части сознательно показаны как разнонаправленные векторы. Дело в том, что исторически те идеологии, которые сегодня получили название метаидеологий, формулировались в противостоянии либо существующему порядку, либо новому вызову. Более того, во времена модерна они формировались и формулировались, отталкиваясь друг от друга. Консерватизм в XIX веке возник как реакция на Французскую революцию, у истоков которой стояли либералы (они формулировали свои базовые теории, отталкиваясь и критикуя феодально-аристократическую структуру общества и присущие ему ценности, на которые, соответственно, ориентировались классики консервативной мысли). Реактивная природа классических метаидеологий, их взаимоотталкивание привело в реальной истории к двум следствиям, одинаково плачевным для тех государств, в которых разыгрывалась эта политическая драма.

Во-первых, отталкиваясь от оппонентов-консерваторов, либералы — следствие принципа реактивного движения — все больше смещались влево, а консерваторы соответственно все больше вправо. Таким образом, либералы становились по программным позициям полусоциалистами (которых определяли скорее в качестве неразумных союзников, чем в качестве едва ли не главных оппонентов), а по характеру политических действий — полубольшевиками[109]. Консерваторы, в свою очередь, все больше скатывались в реакцию. Либералы и консерваторы постепенно начинали воспринимать друг друга не как оппонентов в легальном публичном политическом пространстве, а как врагов, нацеленных на взаимоуничтожение.

14. Разрушение политического пространства

Другим следствием реактивного разновекторного движения либералов и консерваторов стало то, что, взаимоотталкиваясь друг от друга и скатываясь в маргинальное поле радикализма, они в идеологической борьбе постепенно теряют общий язык и в конце концов вообще разрушают то пространство, ту площадку, на которой возможны (и необходимы для существования государства!) диалог и национальный консенсус. В результате национальная элита разделяется на враждующие лагеря, которые буквально разрывают политический спектр, оставляя поле боя большевизанствующим политиканам, ультрарадикалам всех мастей. Такой разрыв политического поля, опасный в любые времена, при стечении иных (в том числе внешних) обстоятельств перерастает в революцию и в конце концов в гражданскую войну, которая, как известно, начинается и кончается не на полях сражений, а в головах и сердцах. Когда у либералов и консерваторов кончаются друг для друга слова, они берут в руки ружья и пулеметы[110].

О таком разрыве политического поля в России накануне революции 1917 года, приведшей-таки к гражданской войне, писали русские политические мыслители. И тут надо отметить, что схожая ситуация была вполне осознана при формировании «Единой России». Так, Б. Грызлов на II съезде партии говорил: «Энергия догматического противостояния “правых” и “левых” раскалывает общество, порождает социальные конфликты. Она должна быть преодолена энергией согласия»[111].

15. Предпосылки гражданской войны

С. Л. Франк в своей знаменитой статье, давшей название сборнику «Из глубины» (De Profundis, 1918), задается вопросом о том, почему перед лицом революции оказались бессильны все так называемые буржуазные, направленные на укрепление и сохранение государственного единства, общественного порядка и «морально-правовой дисциплины», партии? Таковых традиционно было две: либерально-прогрессивная и консервативная. Основная причина слабости либеральной партии заключалась в том, что у нее отсутствовало самостоятельное и положительное общественное миросозерцание. «Наши либералы и прогрессисты в своем преобладающем большинстве суть отчасти культурные и государственно-просвещенные социалисты… отчасти же — по-лусоциалисты, то есть люди, усматривающие идеал в половине отрицательной программы социализма, но несогласные на полное его осуществление». В результате защита начал государственности, права и культуры оказалась у них недостаточно философски обоснованной и имела скорее значение тактического и риторического приема, чем ясного принципа.

В целом, по мнению Франка, слабость русского либерализма есть слабость любого позитивизма и агностицизма перед лицом материализма или — что то же — слабость осторожного, в полном смысле «либерального» нигилизма перед нигилизмом большевистским, прямолинейным, «совершенно слепым и потому бесшабашным»[112]. То есть можно сказать, что не имеющие самостоятельного и положительного общественного миросозерцания либералы всегда проигрывают и сдаются на милость большевиков (вчерашних и сегодняшних), более прямолинейных и агрессивных, готовых к откровенному популизму и насилию.

С консерваторами, по Франку, произошло то же самое. «Русский консерватизм, — пишет философ, — опирался на ряд давних привычек чувства и веры, на традиционный уклад жизни, словом, на силы исторической инерции, но он уже давно потерял живые духовные и нравственные корни своего бытия»[113]. В России было немало нравственно и умственно глубоких, духовно одаренных консервативных мыслителей, как, например, славянофилы, но «господствующий консерватизм не хотел использовать их, чуждался их именно как носителей живых, будящих общественное сознание идей. Русский (официозный. —