Лис Севера. Большая стратегия Владимира Путина - [73]
Тут приходится вспомнить о тех оценках, которые приводила в своей работе Рената Гальцева и которые я уже цитировал. Напоминаю: «Его (консерватизма) собственная, вытекающая из корреляции с жизнью “приземленность”, его неприязнь к теоретическим конструкциям. <…> “Жизнь подскажет” — вот главный интеллектуальный ориентир консервативной стратегии, не требующий вроде бы никаких дополнительных обоснований. <…> (Голо Манн) призывает сторониться “ученых выдумок” и всяких “измов”, предпочитая им совет Бисмарка-политика полагаться “на опыт и ничего, кроме опыта”. <…> “То, что сегодня именуется консерватизмом, не может быть выведено из понятия… а решается злобой дня”»[120].
Ровно в этом поле позиционируется Грызлов. «В основе центризма — стремление решать реальные дела, а не строить мифическое “светлое будущее” для далеких потомков…
Центризм ориентируется на актуальные вопросы и отвергает абстрактные схемы, оторванные от жизни… Центризм отталкивается от сложившейся практики… “Единая Россия” — организация, призванная объединить все созидательные силы общества, нацеленные на реальную работу, а не пустые разговоры…»[121]. Похоже, к «пустым разговорам» здесь отнесен и разговор об идеологии, в том числе самой партии «Единая Россия».
В результате, закрывая надолго процесс идеологического самоопределения партии, в принятом на съезде манифесте «Путь национального успеха» было четко зафиксировано: «Наш центризм состоит в готовности решать реальные, а не вымышленные проблемы, проблемы, волнующие всех и каждого, независимо от идеологических пристрастий. Это и будет политикой, объединяющей российских “правых” и “левых”». На самом деле это отказ от самоопределения и по большому счету отказ от политики. С такой декларацией мог бы выступить Путин — как стоящий над всеми партиями президент. Но политическая партия? Та самая, которая от слова «часть»? Что это? Претензия на монополию, при которой все партии, заявляющие о своей идеологической особости, выводились априори в неполитическое пространство? Если так, то само политическое пространство как пространство свободной дискуссии заменяется пространством управления, где вся политика концентрируется вокруг вертикали власти. Нельзя не согласиться, что с точки зрения эффективности и, более того, целесообразности такое решение может быть оправданно, но вот с точки зрения развития политической системы в целом и многопартийности в частности может быть признано разумным только как временное. Сегодня ситуация изменилась, и процесс идеологического самоопределения партии должен быть возобновлен, причем в самом что ни на есть интенсивном режиме.
Впрочем, и тогда, в 2003 году, все было не так просто. Речь шла не о монополии одной партии в политическом пространстве, а о судьбе партийности вообще.
17. Эволюция идеологии «Единой России»
Здесь я хочу буквально парой штрихов набросать идеологическую эволюцию как «Единой России», так и В. В. Путина, политическая философия которого, устойчивая и определенная, но корректируемая в связи с политической повесткой, лежит в основе идеологии «партии Путина». Это поможет нам понять, почему обвинение партии в отсутствии идеологии стало едва ли не общим местом.
На съезде партии «Единство и Отечество», который стал, собственно, учредительным для «Единой России», Путин отметил ту единственную цель, которую преследовало создание большой (объединенной) партии: «Вы доказали, что влиятельные политические силы страны практически, на деле поддерживают те объединительные процессы, которые уже идут в российском обществе». Эта тенденция отвечала на призыв, с которым Путин пришел во власть, — призыв к консолидации общества на основе традиционных ценностей. Однако на поверхности объединение изначально конкурировавших между собой «Единства», «Отечества» и «Всей России» в одну пропрезидентскую партию носило скорее технический характер и было продиктовано необходимостью получения в Государственной Думе пропрезидентского большинства для начала продуктивного законотворческого процесса, способного обеспечить курс на восстановление России.
Что касается идеологии, то о ней практически ничего не было сказано. В приветственном слове Путин лишь негативно отозвался о качестве политической конкуренции в стране («бесплодная борьба, которая ослабляет государственную систему и подрывает авторитет самого государства») и выразил надежду на то, что непримиримая политическая конфронтация уйдет в прошлое. Это было характерное пожелание, как мы увидим ниже. Однако идеологическая составляющая при создании «Единой России», конечно, была. Это была та политическая философия, с которой во власть пришел Путин и которая базировалась на вполне определенном образе будущей России: сохранение и последующее возрождение страны; консолидация общества на основе патриотизма, державности и государственничества; стабильность; уверенность в завтрашнем дне; моральность политики; ответственность власти и т. д. И пропутинская партия, естественно, брала на себя обязательства руководствоваться в своей деятельности идеологией, носителем которой был президент. Эту идеологическую подоснову чувствовали (как минимум) лидеры партии и «считывали» избиратели. Но этого было недостаточно. Нужны были слова, чтобы партия обрела собственное лицо. Именно об этом говорил через несколько месяцев после создания партии В. Сурков: «Идеология у нас есть… но эта идеология не вербализована».
