Лис Севера. Большая стратегия Владимира Путина - [53]

Так вот, для Быкова, который в приведенной реплике в концентрированной форме исповедует либеральную веру, ценностями, ради которых можно отказаться от собирания и «удержания» России, являются свобода слова, свобода собраний и другие свободы этого ряда. Именно о свободе слова постоянно твердил Быков во время передачи. Заметьте, что речь идет даже не о свободе самоопределения личности, которая, на мой взгляд, значительно «ценнее» тех формальных свобод, о которых твердят наши радикальные либералы (с которыми у Быкова, по его словам, «сложные отношения»). Быков прав: для постклассического либерала идеи государства и нации никогда не обладали особой ценностью. Постклассический либерал — убежденный индивидуалист, для которого коллективные ценности вторичны и инструментальны, а индивидуальная свобода безусловно приоритетна по отношению к коллективному благу и национальным интересам. Именно эта идеология внедрялась в сознание русской нации на протяжении 90-х годов. Это главное наследство либеральной власти в России — атомизация нации. Люди были поставлены на грань выживания и в буквальном смысле боролись за жизнь — свою и своих детей. Традиционные ценности русской цивилизации выжигались из народного сознания при помощи инстинкта самосохранения. Однако страна выжила — и постепенно по мере повышения жизненного уровня народа наступает время реванша русских традиций и традиционных русских ценностей, в том числе коллективистских. Служение интересам нации и осознание себя частью этой нации с ее великими традициями и ее исторической государственностью снова становится нормой для русского человека. Быть «ничьим» больше не модно. Так что можно сказать, что сегодняшнее русское национальное возрождение является в том числе реакцией на ту массированную индивидуалистскую пропаганду, которую вели захватившие в 90-е годы власть в России представители радикально-либеральных взглядов.

В отличие от радикальных либералов, для приверженцев охранительных (либерально-консервативных) взглядов ценового эквивалента для родины нет. Государство как форма существования родины и нации не просто представляет собой самостоятельную ценность, но и является ценностью высшего порядка по отношению к индивидуальным правам и свободам. Охранительная позиция, у которой в России много сторонников, начинается с осознания того очевидного факта, что нам есть что охранять. В этом смысле охранительная позиция шире и увереннее позиции консервативной, так как для охранителя уже решен вопрос о том, что надо охранять, — возможность нашего общего будущего. Консерватор новейшего времени, оказавшись перед лицом революционизированной действительности и, соответственно, перед кризисом идейной самоидентификации, в качестве выхода из ловушки готов вместо сохранения приступить к восстановлению порядка и свободы. Охранитель озабочен сохранением условий для этого восстановления, чтобы порядок и свобода стали возможны для нации. Для этого надо сохранить нашу страну, нашу Россию. И сохранить ее надо любой ценой.

«Всякая крупная нация стремится создать себе государственное тело» (П. Струве), а государство, в свою очередь, «является важным деятелем в образовании нации, поскольку оно есть культурная сила». Поэтому для ответственного и культурного охранителя ценность государства значительно выше, чем ценность формальных свобод, прописанных в Конституции: слова, собраний и пр. Есть только одна ценность, которая неизмеримо выше государства-родины. Это Бог. Но сама родина и государство как форма ее существования имеют для охранителя религиозное обоснование.

Все сказанное не значит, что свобода слова, собраний или тем паче свобода совести не имеют ценности для охранителя. Имеют, и очень большую, но не настолько, чтобы разменять на эти формальные свободы государство-родину. Ведь государство помимо прочего является гарантом обеспечения этих самых формальных свобод. Здесь надо сказать, что для сторонника охранительной позиции формальные свободы существуют на другом уровне — более низком, грубо говоря, по отношению к таким ценностям, как государство и родина. И для того, чтобы обеспечить благополучие и уж тем более существование государства и родины, охранители (полностью отдавая себе отчет в том, что эти меры носят временный характер) готовы на ограничение самих себя в части формальных свобод. В соответствии с мыслью Федора Ивановича Тютчева, выказанной после покушения Каракозова на императора Александра: «Словно вдруг гора зашевелится и пойдет. Эта гора — народ русский… И куда тогда деваются все наши теории и соображения?» Признав, что народ русский уже зашевелился и пошел, поэт ставил перед ним непереносимую, но неизбежную задачу — обречь себя «на умышленную неподвижность».

Это как раз разговор о цене вопроса. Дать развалиться (и прекратить историческое существование) государству ради того, чтобы журналисты могли говорить то, что хотят, это невозможная для охранителя постановка вопроса. Критика государства необходима и, более того, является обязанностью для всякого патриота, так как слепое почитание опасно для объекта почитания. Но право критиковать государство не может быть условием существования объекта критики, то есть государства как такового. Здесь либералы ставят ситуацию с ног на голову. Сначала надо обеспечить существование государства, а уж потом критиковать его, исправлять и улучшать.