Лис Севера. Большая стратегия Владимира Путина - [49]

Все мы являемся свидетелями русского национального возрождения. Можно сколько угодно спорить о его характеристиках, преимуществах и недостатках, творческом потенциале и проблемах, но то, что оно есть, не вызывает сомнения. И для этого национального возрождения чрезвычайно важным представляется тот факт, что в выступлении замглавы Администрации президента сказаны слова, которые могут помочь этому национальному возрождению определиться. Дело за малым: это русское национальное возрождение должно как можно скорее выработать генеральный месседж, а затем институционализироваться. Институционализация должна произойти как можно скорее — до того как думские выборы выйдут на финишную прямую. А для того, чтобы определиться, русские националисты должны между имперским православным и племенным национализмом выбрать третий — имперский (великодержавный) светский национализм. Он как раз и может стать тем «младорусским национализмом», о необходимости появления которого говорили национально мыслящие политологи после симптоматичного провала «Русского марша — 2006». В рамках этого светского имперского национализма агрессивному племенному национализму, основанному на непросветленных инстинктах, будет противопоставлен созидательный, просвещенный национализм, который будет способствовать объединению всех наций, входящих в российский мир, вокруг уникального «русского демократического проекта».

Инставрация смыслов: лекция Суркова и новый русский консерватизм

«Русский Журнал», Russ.Ru, 16 июня 2007

Во время выступления В. Ю. Суркова впечатления у меня чередовались: то возникал эффект узнавания, то с подачи докладчика включался процесс параллельного развертывания той и иной мысли, то внутренний голос говорил: «Ага! Наконец-то!» Конечно, после чтения доклада мысль сразу перешла в другое — аналитическое — измерение, а потому я решил просто по факту публикации восстановить те свои первоначальные впечатления «на слух», которые возникли в зале «Ротонда» Академии наук при выступлении В. Ю. Суркова.

Когда через пару-тройку минут стало ясно, на какую высоту поднял планку Сурков, я понял, что присутствую при начале чего-то совершенно нового в современной истории России. После нескольких своих выступлений разного формата Сурков предложил публике политико-философский доклад, в котором невооруженным взглядом опознается попытка сформулировать внятную, исторически обоснованную идеологию. Прямо во время выступления мне стало ясно, что в России обозначились две идеологические парадигмы, которые стоят по ту сторону и революции, и реакции. Основные положения первой сформулировал Сурков, и после этого — методом от противного — стало ясно, что существует другая — либеральная без радикализма, умеренно-либеральная идеологическая парадигма, представленная (конечно, условно) командой Евгения Ясина в ГУ ВШЭ. Обе эти идеологические парадигмы находятся, как уже отмечалось, по ту сторону революции и реакции, по ту сторону большевизма, как «красного», так и «черного». Обе могут быть конвертированы в политическую программу и стать отправной точкой для текущей реальной политики.

На обсуждении доклада Суркова в «Редакторском клубе» «Русского журнала» Алексей Чадаев, сопоставив впечатления от доклада и от питерского экономического форума, четко обозначил конец определенной эпохи в истории новой России — эпохи, которая началась с Егора Гайдара и, добавлю, Григория Явлинского и заканчивается Грефом — Кудриным. Это эпоха, когда осмысление прошлого, настоящего и будущего России шло в экономических категориях. Соглашаясь с Чадаевым, я бы добавил, что подошла к концу «эпоха экономизма». Наступает новая эпоха, которая, на мой взгляд, будет определяться в категориях политики и идеологии. Это эпоха «большого целеполагания», то есть собственно попытка сформулировать свое чаемое будущее и оценить из него наше настоящее. Это и есть тот взгляд из утопии, о котором говорил Сурков. И именно выступления Суркова обозначили переход к новой эпохе — эпохе идей и смыслов, несмотря на то, что та же либеральная доктрина в ее русском изводе сформулирована достаточно давно. Тут надо учитывать статус докладчика. Если идеологические концепты предлагает человек, который занимает одно из центральных мест в современной политике России, то мимо такой манифестации не может пройти никто. Можно соглашаться с позицией Суркова, можно ее отрицать, но нельзя ее не заметить. Именно поэтому Сурков задал систему координат, в которой опознаются в том числе его оппоненты, несмотря на то, что они «родились» гораздо раньше. Теперь настало время для общенациональной дискуссии по идеологическим вопросам, что неизбежно поставит на повестку дня вопросы «большого целеполагания» для России.

Пока я слушал выступление Суркова, у меня в голове все время вертелось одно слово, хотя я и понимал, что оно неадекватно описывает то предложение, которое сделал нам всем автор. Это слово — реставрация. Однако, учитывая все те негативные ассоциации, которыми обросло данное слово за последние 200 лет, лучше использовать другой термин, сконструированный Петром Струве, — инставрация. В «Дневнике политика» в 1930 году Струве писал: «Невозможна реставрация старого, ибо старое как общественная ткань, как политическая действительность потонуло в геологических сдвигах истории, ими поглощено. Возможно и необходимо не восстановление, не реставрация старого, а поставление, инставрация нового, непререкаемо ясного и ценного. Необходима не реставрация, а ренессанс, подлинное возрождение чего-то во всяком случае нужного и должного, при всех условиях достойного и ценного. <…> Идея национального государства: идея свободы лица и личной ответственности: Россия национальная и Россия свободная — вот боевой клич!..» Струве, обладавший блестящим языковым чутьем, использует английское слово инставрация (instauration; instaurator) в его устаревшем значении «установление, основание, учреждение; основатель» в противовес его современному значению «реставрация, обновление, восстановление; реставратор» и, кроме того, обыгрывает специфическое различие в русском языке приставок «ре-» и «ин-».